Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв. - Ольга Игоревна Тогоева

начале XV в. к этим слухам добавились новые. Так, «Хроника первых четырех Валуа» уточняла, что рождению в 1336 г. у королевы сына Филиппа (будущего герцога Орлеанского) сопутствовал ужасающий ураган, разразившийся в Венсеннском лесу, где «водятся демоны»[236]. А Пьер Кошон уверял своих читателей, что Жанна Бургундская пыталась устранить Жана де Мариньи, члена королевского совета при Филиппе VI, настоятельно предлагая ему искупаться в ванне с отравленной водой[237]. Даже прозвище «Хромоножка» (rоуnе boiteuse), постоянно используемое в хрониках XIV–XV вв.[238], указывало, возможно, не только на физическое, но и на душевное уродство — на склонность королевы к магическим практикам[239]. Что же касается ее моральных качеств, то современники и потомки приписывали Жанне самые разнообразные грехи: ее обвиняли и в склонности к обжорству, и в пьянстве, и в излишней расточительности, и в любви к роскоши[240]. Вероятно, супруга Филиппа VI упоминалась и в «Балладе о дамах былых времен» (1461 г.), где Франсуа Вийон пересказывал слухи о некоей королеве, проводившей ночи со студентами Парижского университета, а на утро приказывавшей убивать их и топить в Сене[241].

Собственно, именно на рубеже XIV–XV вв., когда «черная легенда» о Жанне Хромоножке — ведьме, а также, возможно, развратнице — расцвела пышным цветом, вера в сформулированную Иоанном Солсберийским теорию о теснейшей связи этих двух преступных практик с жизнью придворного общества достигла во Французском королевстве своего апогея. Как мне представляется, данное обстоятельство в большой степени оказалось обусловлено неизлечимой болезнью Карла VI Безумного, поразившей монарха еще в 1392 г. и не оставлявшей его до самой смерти, а также последовавшей в 1407 г. гибелью единственного брата короля — Людовика Орлеанского. В «Оправдании», составленном Жаном Пти для Жана Бесстрашного, предполагаемого заказчика этого убийства, помимо так хорошо известных специалистам обвинений герцога Орлеанского в тирании, выстроенных с опорой на текст «Поликратика», присутствовал еще один пласт инсинуаций, связанных с распутным образом жизни покойного принца крови и с его явной склонностью к занятиям колдовством. Впрочем, не обошлось в столь скандальном для Французского королевства деле и без участия женщины — Валентины Висконти, супруги Людовика, которая также имела репутацию истинной ведьмы.

Связь между возникновением этих слухов и последующими обвинениями, высказанными в адрес герцога Жаном Пти в присутствии королевской семьи и ее приближенных, насколько я могу судить, никогда ранее не изучалась специалистами, а потому стоит уделить ей особое внимание.

Глава 3.

«Черная легенда» о Валентине Висконти

Валентина Висконти (1366/1368–1408) была единственной дочерью соправителя, синьора, а затем (с 1395 г.) первого герцога Милана Джан Галеаццо Висконти от брака с французской принцессой Изабеллой, родной сестрой Карла V Мудрого[242]. Таким образом, она приходилась кузиной своему будущему супругу — Людовику Валуа, младшему брату Карла VI. И все же, несмотря на столь близкое родство, формально являвшееся преградой для заключения брака[243], свадьба Валентины состоялась 17 августа 1389 г. в Мелёне, а уже 22 августа она вместе с мужем прибыла в Париж.

Въезд в столицу Франции был обставлен со всей возможной роскошью и сопровождался многодневными гуляниями, ведь юная герцогиня находилась в свите Изабеллы Баварской, супруги Карла VI, которую ждала коронация в соборе Нотр-Дам. Иными словами, торжества при дворе и в городе были организованы в честь обеих принцесс, о чем свидетельствовали очевидцы событий — Жан Фруассар (1337 — после 1404), который приехал в Париж специально, чтобы присутствовать на этом «достойнейшем празднике»[244], и Мишель Пентуэн (1349–1421), монах из Сен-Дени и автор «Хроники Карла VI», вошедшей затем в состав «Больших французских хроник»[245]. Впрочем, о первых годах, проведенных Валентиной Висконти во Франции, современники не сообщали практически ничего, за исключением, пожалуй, одного важного факта: герцогиня проживала вместе с королевой — сначала в Венсенне, а затем в Париже, во дворце Сен-Поль, где ее постоянно мог видеть Карл VI[246]. Возможно, именно это обстоятельство и положило начало тем слухам, которые в конце концов заставили супругу Людовика Орлеанского покинуть двор.

* * *

Четвертого июня 1392 г. при непосредственном содействии короля его младший брат получил титул герцога Орлеанского, отдав в обмен на новые владения герцогство Турень[247], и уже в этом статусе в июле того же года принял участие в военной экспедиции Карла VI в Бретань. Целью кампании был захват силой Пьера де Краона, попытавшегося месяцем ранее убить коннетабля Франции Оливье де Клиссона, а затем спешно покинувшего королевство и укрывшегося у Жана де Монфора[248]. Несмотря на личное обращение монарха, герцог Бретонский отказался выдавать своего родственника, которому грозила смертная казнь за покушение на жизнь столь высокопоставленного чиновника, а потому французский отряд во главе с Карлом отправился в путь и 24 июля 1392 г. достиг Ле-Мана. Здесь, однако, произошла задержка, поскольку король, по заявлению сопровождавших его врачей, был болен и состояние его ухудшалось: правителя лихорадило, у него наблюдалось спутанное сознание, он не мог внятно изъясняться и совершал «недостойные его особы поступки»[249]. Тем не менее, 5 августа войско продолжило путь. Карл VI двигался во главе своего личного отряда, когда лязг оружия внезапно спровоцировал у него необъяснимый приступ бешенства. Король выхватил меч и принялся наносить удары направо и налево, не узнавая собственных приближенных. Часть из них в панике обратились в бегство, другим же удалось схватить монарха, связать его и на телеге отвезти обратно в Ле-Ман[250] (Илл. 3).

Так началась «странная и никому доселе неведомая» болезнь[251], которая не оставляла Карла VI на протяжении последующих тридцати лет, вплоть до его смерти в 1422 г. Приступы помешательства — когда правитель Франции не узнавал никого из окружающих, не помнил ни своего имени, ни титула и уничтожал любые попадавшиеся ему на глаза изображения собственного герба[252] — были нерегулярными и могли длиться от нескольких дней до нескольких месяцев. Несмотря на все усилия медиков, знахарей и даже колдунов, привлеченных для консультаций[253], причины таинственного недуга оставались неясными. А потому очень скоро по королевству и прежде всего по Парижу поползли слухи о том, что Карл VI не просто болен — на него навели порчу[254].

Отчасти эти сплетни имели под собой вполне реальную основу. Ведь еще в 1390 г. в столице был арестован некий Жан Ле Поршье, «носивший одежду монаха-отшельника» (en habit d'ermite), который под пыткой признался в том, что вместе с двумя приятелями и своей любовницей, девицей легкого поведения[255],