Надвигающийся кризис: Америка перед Гражданской войной, 1848-1861 - Дэвид Поттер

конфликт между свободой и рабством». К 1860 году стало казаться, что эти фразы слишком удались, и 29 февраля Сьюард произнёс в Сенате большую речь, призывая к «взаимной терпимости» и «братскому духу». Даже дуализм «свободных штатов» и «рабовладельческих штатов» исчез, а на смену им пришли «штаты труда» и «штаты капитала». Но примирительные жесты Сьюарда были слишком откровенно оппортунистическими, чтобы завоевать доверие умеренных. Более десяти лет он создавал себе имидж лидера, выступающего против рабства. Пожиратели Юга, которые приняли этот образ буквально, не собирались позволить ему выйти из него теперь. Почти единственными людьми, на которых повлияла речь, были некоторые радикальные антирабовладельцы, которые были возмущены.[788]

Пока Сьюард превращал себя в умеренного, главный журналистский лидер республиканцев искал кандидата от умеренных. Гораций Грили из New York Tribune, непостоянный, импульсивный и в большинстве случаев решительно настроенный против рабства, уже принял решение. «На этот раз я хочу добиться успеха, — писал он в частном порядке, — но я знаю, что страна не настроена против рабства. Она проглотит лишь немного антирабовладельческого в большом количестве подсластителя. Человек, выступающий против рабства, не может быть избран; но человек, выступающий против тарифов, рек и гаваней, тихоокеанских железных дорог, свободных усадеб, может добиться успеха, хотя он и выступает против рабства… Я хочу иметь настолько хорошего кандидата, насколько его изберет большинство».[789] К тому времени, когда Грили произнёс эту формулу, он уже давно выбрал Эдварда Бейтса из Миссури в качестве человека, отвечающего всем требованиям. В течение 1859 года, отчасти по настоянию Грили, Шуйлер Колфакс из Индианы и два Фрэнсиса П. Блэрса, младший и старший, из Миссури и Мэриленда, начали подготавливать Бейтса как человека, который мог бы провести пограничные штаты. В то же время газета Грили «Трибьюн» начала рекламировать Бейтса как «практичного эмансипациониста», освободившего своих собственных рабов. «Тарифные люди, — говорил Грили, — не могут возражать против него, потому что он полностью с ними. Люди, занимающиеся реками и гаванями, будут рады приветствовать в качестве кандидата президента Чикагской конвенции по рекам и гаваням. Что касается Тихоокеанской железной дороги, то слово Сент-Луис [место жительства Бейтса] говорит все, что нужно сказать по этому поводу».[790] Однако на самом деле у Бейтса были серьёзные обязательства. Ему было шестьдесят семь лет, он был открытым нативистом и оставался вигом до 1856 года. Кроме того, он был бесцветной личностью, а его взгляды на рабство казались двусмысленными. Его убежденность в том, что Конгресс контролирует рабство на территориях, была четко выражена только за два месяца до съезда в Чикаго. До этого он назвал вопрос о рабстве «язвенным вопросом, агитация которого никогда не приносила пользы ни одной партии, секции или классу, и никогда не сможет принести пользы». Грили и Блэйры, должно быть, хорошо знали о недостатках Бейтса, но они держали свои опасения при себе и поехали в Чикаго, поддерживая его.[791]

Третьим человеком, который корректировал свою позицию в консервативном направлении, был Авраам Линкольн. Ещё со времен дебатов с Дугласом осведомленные республиканцы признали Линкольна находчивой фигурой определенного масштаба, и небольшая группа иллинойцев втихомолку работала над выдвижением его кандидатуры на республиканский пост. В октябре 1859 года он получил приглашение прочитать лекцию в Нью-Йорке, которое охотно принял. Так, 27 февраля 1860 года, за два дня до речи Сьюарда о «капитальных» и «рабочих» штатах, Линкольн выступил в Cooper Union перед большой аудиторией, в которой было много влиятельных республиканцев.

В обращении к Купер-Юнион Линкольн, по сути, отвечал Дугласу — на этот раз на его аргументы в журнале Harper’s о том, что народный суверенитет был принципом Американской революции. Линкольн, опираясь на более глубокие исторические исследования, обосновал мнение о том, что основатели Республики считали рабство злом и «обозначили его как зло, которое не следует расширять, а следует терпеть и защищать только потому, что его фактическое присутствие среди нас делает это терпение и защиту необходимостью». Республиканцы продолжали бы оставлять южное рабство без защиты «в силу необходимости, вытекающей из его фактического присутствия в стране», но они не отказались бы от своей убежденности в том, что рабство неправильно, и от своих усилий по его исключению из территорий. По мнению Линкольна, республиканцы не отказывали рабству ни в каких правах, которые не были отвергнуты основателями.[792]

Таким образом, за несколько месяцев, предшествовавших съезду в Чикаго, произошел ряд значительных перестановок в умеренном направлении. Когда кланы собрались, стало ясно, что Сьюард значительно опережает всех остальных кандидатов. Турлоу Уид триумфально прибыл в Чикаго на поезде из тринадцати вагонов, битком набитых сторонниками Сьюарда. Он также привёз большие запасы шампанского и, как сообщалось, огромные средства — все это должно было быть использовано для получения номинации нью-йоркского сенатора. Перспективы Сьюарда казались более радужными, поскольку ни один из других кандидатов, кроме Бейтса, не пользовался поддержкой более чем одного штата (у Бейтса были Миссури, Мэриленд и Делавэр). Поэтому основной вопрос заключался в том, получит ли Сьюард номинацию благодаря своей большой первоначальной силе, прежде чем оппозиция сможет объединиться. Казалось, что Сьюард будет против.[793]

Сам тон съезда свидетельствовал об изменениях в характере Республиканской партии с 1856 года. В 1856 году в составе съезда была заметна большая доля евангелистов, выступавших против рабства. К 1860 году дух преданности не исчез. Один из репортеров писал: «Любимое слово на конвенте — „торжественный“. В Чарльстоне любимым словом был „кризис“. Здесь же каждые десять минут происходит что-то торжественное». Но если решения были торжественными, то атмосфера — нет. Тринадцать вагонов Уида со сторонниками Сьюарда были лишь малой частью того потока людей, который заполонил Чикаго, набился в «Вигвам» до отказа, собрался в 20-тысячную толпу у здания и сделал этот съезд крупнейшим политическим собранием — возможно, крупнейшим собранием любого рода, которое когда-либо видели Соединенные Штаты до этого времени. Духовые оркестры и группы делегатов, размахивающих шляпами и тростями, породили буйный дух. Добродетельные делегаты, помнившие крестовый дух 1856 года, были шокированы свободным употреблением спиртного, и Мурат Халстед написал: «Я не чувствую себя компетентным, чтобы назвать точные пропорции тех, кто пьян, и тех, кто трезв. Есть большое количество представителей обоих классов».[794]

Смена тона была очевидна в новой платформе. В 1856 году платформа посвятила более половины своих девяти кратких резолюций проблеме рабства и не касалась никаких других общественных вопросов, кроме вопроса о государственной помощи для Тихоокеанской железной дороги. Но в 1860 году антирабовладельческая позиция была смягчена и в то же время подтверждена. Платформа осуждала дезунионизм, попытки возобновить африканскую работорговлю и распространение рабства на территории, но в ней не было