Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

голов евангелиста Луки, от 2 до 3 тел святой Анны, а в оценке сохранившегося в виде мощей количества пальцев, челюстей и голов Иоанна Крестителя исследователи до сих пор не могут прийти к единому мнению. Известный просветитель и богослов диакон Андрей Кураев приводил в связи с этим шутку церковных археологов: «в мире известны десять голов Иоанна Крестителя, но подлинны из них только три».

У брата Луки кое-что пошло не по плану: двое местных шутников стащили у него из ларца лежавшее там перо попугая, которым монах хотел впечатлить публику, и подбросили туда уголь. Но проходимцы-любители напрасно надеялись смутить обманщика-профессионала: увидев вместо пера угли, брат Лука не дрогнул и выдал зажигательную проповедь. Боккаччо блестяще стилизует ее под дремучие церковные средневековые басни. Здесь и про вымышленные дальние страны — Страна Свинячьих Пузырей, Страна Лихоимцев, Страна Проходимцев, и про невероятные святыни, которые брату Луке посчастливилось созерцать: перст Святого Духа, «совершенно целый и непопорченный», локон серафима, ноготь херувима, пот архангела Михаила и даже лучи звезды, которая привела волхвов к яслям младенца Христа. В завершение брат Лука презентует содержимое ларца как угли костра, на котором был изжарен святой Лаврентий:

«Некоторое время скопище глупцов рассматривало их с благоговейным трепетом, а потом все, давя друг друга, стали протискиваться к брату Луке, жертвовали ему больше обычного и просили коснуться их углями. Брат Лука стал чертить углем кресты во всю длину и во всю ширину их белых рубах, полукафтаний и покрывал: при этом он уверял, что от начертания крестов угли уменьшаются в размерах, но потом опять вырастают у него в ларце, — это, мол, он уже не раз наблюдал».

Разумеется, не обходится без характерных для фаблио сюжетах о половой распущенности священников и монахов. В первый же день Дионео радует публику историей о том, как и монах, и аббат монастыря согрешили с одной девицей, не скупясь при том на подробности:

«Заключив ее в объятия и вдоволь нацеловавшись, аббат взгромоздился на кровать монаха и, приняв в соображение свою весомость, соответствовавшую тому высокому сану, в каком он находился, а равно и нежный возраст девицы, боясь, по всей вероятности, задавить ее своим весом, не возлег на нее, а ее возложил на себя и так в течение долгого времени ею тешился».

Тот же Дионео, видимо, будучи мастером подобных историй, рассказал и о некоем монахе-пустыннике Рустико, который учил благочестивую девушку по имени Алибек загонять дьявола в ад:

Девушка спросила, как же нужно загонять дьявола. Рустико ей на это ответил: «Не в долгом времени ты это узнаешь, а пока делай то же, что буду делать я». И тут, сбросив с себя то немногое, что на нем было, разделся догола, а его примеру последовала девушка. Потом стал на колени, словно хотел молиться, а ей велел стать перед ним.

Итак, он стоял на коленях, и при виде ее прелестей похоть его все сильнее распалялась, следствием чего явилось вздымание плоти; Алибек же, в изумлении созерцая таковое явление, спросила:

«Что это у тебя торчит, Рустико? У меня такой штуки нет».

«Ах, дочь моя! — ответствовал Рустико. — Это и есть дьявол, о котором я тебе толковал. И — поверишь ли? — как раз сейчас он причиняет мне нестерпимые муки».

А девушка ему: «Слава богу, что у меня этого дьявола нет, — потому-то мне и легче».

«То правда, — согласился Рустико, — зато у тебя есть другая штука, а у меня ее нет».

«Какая штука?» — спросила Алибек.

Рустико же ей на это ответил:

«У тебя ад, и сдается мне, что господь послал тебя ради спасения моей души, ибо если дьявол начнет уж очень досаждать мне, а ты надо мною сжалишься и дашь мне снова загнать его в ад, то мне ты доставишь великую отраду и в то же время как нельзя лучше послужишь и угодишь богу, а ведь ты, сколько я могу уразуметь из твоих слов, для того сюда и пришла».

Девушка же в простоте души ему сказала:

«Отец мой! Коли ад во мне, то загоняйте дьявола, как скоро вам заблагорассудится».

«Будь же ты вовек благословенна, дочь моя! — воскликнул тут Рустико. — Итак, пойдем и загоним дьявола, чтобы он оставил меня в покое».

Вот она, порнография советских инженеров и любознательных старшеклассников!

В итоге девице так понравилось загонять дьявола в ад, что она довела пустынника до почти совершенного истощения: «от него кожа да кости остались и он мерз на солнцепеке». Ситуацию спасло только что, что родственники Алибек вернули ее обратно в родной город.

Этот рассказ Дионео имел огромный успех у жизнерадостных слушательниц. Цветущая Пампинея не отстает и со вкусом рассказывает об изобретательном монахе Альберте, сумевшем внушить недалекой венецианке, что в его обличии к ней является для соития сам архангел Гавриил:

«Брат Альберт был мужчина из себя видный, дюжий, крепыш и здоровяк, а потому, очутившись на одной постели с донной Лизеттой, свежей и сдобной, он принялся откалывать такие штуки — куда там ее муж! — и в течение ночи много раз летал без помощи крыльев, от чего она пришла в совершенный восторг, а в промежутках многое успел рассказать ей о славе небесной».

За откровенность в описании сексуальных похождений своих героев Боккаччо получал немало нареканий при жизни; собственно, их получает любой автор, решившийся ради достижения художественной цели рискнуть задеть чье-то ханжество. На подобного рода упреки Боккаччо ответил один раз, и на все времена:

«Натуры испорченные в каждом слове ищут грязный смысл, им и приличные слова не идут на пользу, а чистую душу слова не совсем приличные так же не способны отравить, как и грязь — испачкать солнечные лучи…».

Нужно отметить, что Боккаччо безусловно осуждает как тяжкий грех притворство, ложь и лицемерие, которым священнослужители прикрывают свой блуд, однако не считает греховным само сексуальное влечение, присущее человеку по его природе. Данте, как мы помним, тоже был наиболее снисходительным к тем, кто слишком увлекся любовной страстью. Попытка задавить естественное в человеке — больший порок, чем подчинение зову природы. Вот как говорит об этом Филострато в первой новелле третьего дня, повествующей о прикинувшемся немым пройдохе, устроившемся работником в женский монастырь с совершенно очевидными последствиями:

«Много есть на свете глупых мужчин и женщин, которые убеждены, что стоит надеть на голову юнице