Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов

за которой следовали поляки и французы[1295]. «Спор между экономической эффективностью и нацистской расовой политикой являлся главной проблемой использования иностранных рабочих во Второй мировой войне, – пишет В. Бенц. – От расовых принципов отказываться не собирались, и увеличение продовольственных рационов по распоряжению Гитлера весной 1942 г. осталось только эпизодом. Усилия по повышению производительности труда путем введения аккордной системы, премий и улучшения питания натолкнулись на систему контроля, унижений и наказаний. Смертная казнь за половые сношения с немцами показывала радикализм практиковавшейся расовой идеологии и ступенчатую дискриминацию всех “инородцев”»[1296]. Дискриминация выражалась в том, что восточные работники были обязаны носить на одежде нашивку с надписью «Ost», в условиях их жизни, «неумной и варварской психологии презрения», подчинении «инородцев» полицейскому праву и контролю Главного управления имперской безопасности (РСХА).

Недвусмысленным признаком доминирования расовой идеологии над военно-техническим здравым смыслом было то, что гитлеровцы с легкостью допускали смерть иностранных работников[1297]. Для советских подневольных работников в Германии был установлен драконовский режим. Осенью 1942 г. Г. Гиммлер и министр юстиции О. Тирак договорились о том, что все «асоциальные элементы», дословно – «евреи, цыгане, русские и украинцы, поляки, приговоренные более чем к 3 годам, чехи и немцы, приговоренные более чем к 8 годам», без судебной процедуры передавались СС для «уничтожения трудом». Миллионы людей были лишены возможности защищать себя в суде и отданы на произвол полиции. Многие подневольные работники были ослаблены и не могли работать в полную силу, а обвинение в «нерадивости» влекло за собой применение широкого спектра наказаний: от сокращения рациона до ареста, избиений и отправки в лагерь трудового перевоспитания или концлагерь. «Условия жизни, прежде всего “восточных работников”, были катастрофическими. Их как рабов держали в лагерях, окруженных колючей проволокой, в которых часто были только шалаши или землянки. Хотя колючая проволока и охрана в 1942 г. исчезли, потому что это перенапрягало предприятия и органы власти, реальных шансов на побег у подневольных работников так и так не было. Питание состояло из жидкого супа, так называемого “русского хлеба” из ржаной муки грубого помола, обрезков сахарной свеклы, листьев, неочищенного картофеля и брюквы. Одежда была рваной и слишком легкой для зимы. О медицинском обслуживании нечего было и говорить. И все это – в условиях ежедневной многочасовой тяжелой работы. Рационы были повышены только тогда, когда в середине 1944 г. нацистское руководство осознало взаимосвязь достаточного питания и производительности труда», – рассказывает о нелегкой участи «остарбайтеров» немецкий историк Михаэль Вильдт[1298]. Хотя количество побегов постоянно увеличивалось и к концу 1943 г. составляло 45 тыс. ежемесячно, исследователи считают эту цифру незначительной по сравнению с гигантским числом подневольных работников[1299].

Авторы немецких научных и научно-популярных изданий не уделяют много внимания истреблению советских евреев, поскольку подробно освещают историю Холокоста на примере «окончательного решения» в Польше и лагерей уничтожения. Однако в каждой публикации содержатся констатации того, что нацистское руководство рассматривало евреев Советского Союза как большевиков, врагов по определению, которые угрожают безопасности на оккупированной территории СССР и должны быть ликвидированы[1300]. Историки приводят разные данные о количестве жертв Холокоста: 5,5 [1301], 5,7 [1302], 5,8 [1303] млн человек. Они отмечают, что нападение Германии на Советский Союз открыло для нацистского руководства новую возможность «окончательного решения» – не депортацию евреев на Мадагаскар или в резервацию под Люблином, а их прямое уничтожение. Истребление советских евреев было составной частью немецкого завоевательного похода, «война на Востоке была неприкрытым геноцидом»[1304]. В литературе названы имена главных организаторов массовых убийств – рейхсфюрера СС Г. Гиммлера и Р. Гейдриха, подчеркивается роль оперативных групп полиции безопасности и СД (айнзацгрупп), которые стали исполнителями преступных приказов. Читатели научных и популярных изданий могут узнать о том, что в первые месяцы «восточной кампании» жертвами акций уничтожения становились главным образом мужчины, хотя при этом имели место зверские убийства женщин и детей[1305].

Зарубежные историки указывают, что Холокост на территории СССР совершался не только айнзацгруппами, подразделениями Ваффен-СС, немецкой полиции и вермахта, но и добровольными помощниками, найти которых «не составило никакой проблемы». Местные националисты отождествляли евреев с большевиками и часто вершили самосуд, не дожидаясь санкции оккупантов. Й. Кершоу включил в свою книгу материал о погромах, совершенных литовскими националистами. В Латвии немцы с помощью коллаборационистов до конца 1941 г. уничтожили почти 70 тыс. из 80 тыс. евреев. В Эстонии, где евреев было немного, коллаборационисты убили 963 человека. Примерно 5 тыс. эстонцев были уничтожены пособниками оккупантов за сотрудничество с советской властью[1306]. Полтора миллиона украинских евреев, составлявших 5 % населения, «не могли и в самых страшных кошмарах представить, какая судьба их ожидает», – пишет британский историк. «Лишь незначительное меньшинство украинцев помогало своим еврейским соседям. Гораздо большее меньшинство было готово доносить на евреев немецким оккупантам или участвовать в резне. Подавляющее большинство было пассивными свидетелями. В украинском антисемитизме играла большую роль зависть к богатству евреев, их благосостоянию и общественному положению, а также убеждение в том, что прежде всего евреи способствовали советской политике угнетения. Когда в 1943 г. Красная Армия вновь завоевала Украину, часто можно было слышать: “Эти евреи опять здесь”»[1307].

В изданиях системы гражданского образования содержатся оценки методов борьбы оккупантов с партизанским движением. Читателям сообщается, что в подавляющем большинстве оккупированных Германией стран движение Сопротивления не являлось серьезным противником немцев. Его участники были озабочены только тем, чтобы после разгрома Германии оказаться в стане победителей. Исключениями являлись лишь партизанское движение в Советском Союзе, Югославии и с 1943 г. – в Италии. Только в этих трех странах партизаны стали серьезными военными противниками оккупантов [1308].

Бесчеловечность нацистской оккупационной политики, как пишут зарубежные историки, способствовала росту сопротивления советского населения. В свою очередь, действия партизан имели следствием ужесточение террора гитлеровцев. Вермахт был не обучен антипартизанской борьбе за линией фронта, которая сковывала все больше войск. «Партизанская проблема стимулировала ужесточение войны, – считает Р. Шмидт. – Во-первых, это касалось борьбы самих партизан. Они были вездесущи и невидимы, чаще всего они не брали пленных, мучили и жестоко калечили их. Они придерживались тактики, которая провоцировала немецкие силы безопасности на мероприятия возмездия. Во-вторых, это касалось руководства вермахта, так и не сумевшего найти адекватного ответа на партизанскую войну. Чистки, брутальное применение насилия и такие акты возмездия, как сжигание деревень и массовые расстрелы, не служили “жестокому искоренению”, как того желал Гитлер, а были борьбой с непобедимой гидрой. “Очищенные” районы после ухода немецких войск снова выпадали из-под контроля, и чем жестче были действия, тем больше становилось подпольщиков»[1309]. Немецких сил не хватало: на 1 тыс. квадратных километров территории