Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев

Блог «Серп и молот» 2019–2020 читать книгу онлайн
Перед тем, как перейти к непосредственно рассмотрению вопроса о Большом терроре, нужно оговорить два важных момента.
Первый. Самого по себе факта Большого террора, расстрелов по приговорам несудебного незаконного органа 656 тысяч человек и заключению в лагеря на срок 10 лет еще примерно 500 тысяч человек, т. е. тяжелейшего преступления перед народом СССР, как факта не существует по определению. Некоторые особенно отмороженные правозащитники до сих пор носятся с идей проведения процесса над КПСС (правильней будет — ВКП(б)) по типу Нюрнбергского. Эту идею я поддерживаю, голосую за нее обеими руками. Я страстно желаю, чтобы на открытый судебный процесс были представлены те доказательства репрессий 37–38-го годов, которые наши профессиональные и не очень историки считают доказательствами массовых расстрелов и приговоров к 10 годам заключения более чем миллиона ста тысяч граждан СССР. Даже на процесс, который будут проводить судьи нынешнего нашего государства. Но моё желание никогда не сбудется. Попытка провести такой процесс уже была, уже были подготовлены доказательства, которые сторона, обвинявшая КПСС в преступлениях, хотела представить на суд. Да чего-то расхотела. А пока такой процесс не состоялся, пока не дана правовая оценка тем доказательствам, которые свидетельствуют о масштабных репрессиях 37–38-го годов, факт Большого террора любой грамотный историк может рассматривать только в виде существования этого факта в качестве политического заявления ЦК КПСС, сделанного в 1988 году. Мы имеем не исторический факт Большого террора, а исторический факт политического заявления о нем. Разницу чувствуете?
Второе. Историки в спорах со мной применяют один, убойный на их взгляд, аргумент: они работают в архивах, поэтому знают всю правду о БТ, а я — «диванный эксперт», в архивы не хожу, поэтому суждения мои дилетантские. Я, вообще-то, за столом работаю, а не на диване — раз, и два — оценивать доказательства совершенных преступлений, а БТ — это преступление, должны не историки, а криминалисты. Занимаясь вопросом БТ до того, как доказательствам его существования дана правовая оценка, историки залезли за сферу своей компетенции. Я себя к профессиональным историкам не причислял никогда и не причисляю, зато я имею достаточный опыт криминалиста. Как раз не та сторона в этом вопросе выступает в роли дилетанта.
Как раз именно потому, что я имею достаточный опыт криминалиста, я категорически избегаю работы в архивах по рассматриваемому вопросу. По нескольким причинам. Я сторона заинтересованная, я выступаю в качестве адвоката, и не стесняюсь этого, сталинского режима. Заинтересованная сторона в архив должна заходить и документы в нем изучать только в ситуации, приближенной к условиям проведения процессуального действия, т. е. в присутствии незаинтересованных лиц, с составлением соответствующего акта.
(П. Г. Балаев, 18 февраля, 2020. «Отрывки из „Большого террора“. Черновой вариант предисловия»)
-
Зато очень умный!
Я писал про проверку ДВОТ у меня сразу после проверки УТРД в первых частях. Возглавлял ее Шевелев. Это он принес мне справку разгромную. Еще со словами:
— Петр Григорьевич, здесь вы и ваши дознаватели допустили такой косяк! Хорошо, что мы увидели, а не прокурор, отделаетесь выговорами.
Читаю справку. Здесь же звоню транспортному прокурору, включаю громкую связь:
— Сергей Иванович, добрый день! Прошу прощения за беспокойство, но я сдаюсь. Вы меня, наверно, теперь в тюрьму посадите.
— Что случилось?
— Да я послал оперативную группу с дознавателем на судно, стоявшее на рейде. Они там обнаружили гашиш у моряка, составили рапорт об обнаружении признаков преступления и протокол осмотра места происшествия. Потом приехали в таможню и зарегистрировали рапорт в КУСП. Вот такие вот дела.
— Что-то я не понял — в чем прикол?
— По времени протокол осмотра составлен раньше, чем зарегистрирован рапорт.
— Это понятно. Как бы ты его раньше зарегистрировал, если КУСП у тебя в таможне, штамп регистрации в таможне, а группа работал на судне на рейде?
— Нельзя проводить процессуальные действия до регистрации сообщения о преступлении.
— Где это написано? Протокол осмотра места происшествия можно составлять до возбуждения уголовного дела, в УПК про рапорт ничего не написано. Твой дознаватель правильно сделал, что немедленно следы преступления зафиксировал и предпринял меры по сохранению улик и вещдоков.
— Мне говорят, что нужно было по телефону надиктовать оперативному рапорт, чтобы он его зарегистрировал. Правда, связи там не было…
— А регистрационный штамп на рапорт тоже по телефону передать? А кто говорит?
— Дмитрий Борисович Шевелев.
— Балаев, ты чего мне мозги паришь?! Этот ваш двотовский Шевелев — долбоёб! Понимаешь — долбоёб! (я прошу прощения за оригинальную лексику) Выучил три статьи УПК и считает себя выдающимся юристом. Так и передай ему — долбоёб. Ему нельзя доверить даже уголовное дело подшить. А он вообще живое уголовное дело когда-нибудь видел? Не отвлекай меня всякой ерундой.
Связь оборвалась. Я повернулся к Шевелеву:
— Дмитрий Борисович, слышал? Мое мнение о тебе абсолютно совпадает с мнением прокурора. Иди отсюда, гаденыш, со своей справкой.
А выговора мне и дознавателю влепили за эту регистрацию, вы не думайте…
* * *
…Вышел на работу в ДВОТ в качестве ВРИО заместителя по оперативной работе. Рябов остался в своем кабинете, меня поселили в кабинете Тюпина. Хороший кабинет, просторный, светлый, мебель новая. Но через несколько дней стал замечать за собой что-то странное. Приходишь на работу свежий, а к часам 12-ти — как будто разгрузил три вагона с углем и странная сонливость.
Вспоминаю, что и Серега жаловался на то же самое. Атмосфера в оперативной таможне такая, что ли? Через пару недель уже и утром начал с трудом просыпаться, через силу. Какая-то непонятная усталость стала накапливаться. Нет, работы было много, но и раньше у меня ее немало было, только такого за собой не замечал.
И как-то кто-то из женщин-сотрудниц ко мне занесла что-то на подпись, стала выходить и запнулась. Каблуком порвала линолеум на полу. Я сразу всё понял. Потянул за надрыв, этот линолеум стал расползаться, как гнилая тряпка. Он еще был, кажется, советского производства. Ремонт в кабинете делали, мебель поменяли, а линолеум выглядел нормально и его трогать не стали. Он от старости стал элементарно разлагаться. Фенола в кабинете было, как в фашистской газовой камере Циклона.
Здесь же пошел к Мурашко: «Кабинет закрывайте. Вызывайте санэпидстанцию. Замеряйте. Меня переселите в другой».
Освободили рядом с дежуркой один из кабинетов дознавателей, я туда перебрался. И всё сразу прошло, буквально через три дня. Никакой тебе усталости и сонливости. Нормальное рабочее состояние. А Серега Тюпин в этой фенольной газовой камере несколько лет просидел! Вот же здоровым был! Обычный человек через несколько месяцев кони двинул бы, а у этого через несколько лет всего лишь рак поджелудочной. Всего лишь…
* * *
…Да, едва не забыл одну деталь… К слову, я описываю не вчерашние события, где-то у меня вполне могут быть неточности по датам и персоналиям, прошу это понять.
Так вот, после того, как мне и дознавателю влепили по выговору после проверки ДВОТ по поводу проведения осмотра места происшествия раньше регистрации рапорта об обнаружении признаков преступления, мы собирались наше взыскание обжаловать. Но не успели. Пришло указание за подписью заместителя Руководителя ФТС Завражного о том, чтобы не допускать проведение осмотров места происшествия до регистрации рапорта в КУСП. Готовила указание служба Кизлыка.
Т. е., эти деятели на полном серьезе считали, что если сотрудник правоохранительного органа попал на место совершения преступления, то первое, что он должен был делать, это не предпринимать меры по фиксации следов преступления и сохранению улик и вещдоков, а писать рапорт, потом его регистрировать. У них даже не появилась в голове мысля, что преступление может быть совершено в месте, весьма сильно отдаленном от дежурки, в которой лежала КУСП, да еще у каждого сотрудника должен быть телефон спутниковой связи, чтобы гарантировано дозвониться до дежурного.
Начальником отдела дознания у меня тогда был Юрий Александрович Стрельников, я его вызвал к себе и показал это указание. Юра был сильно удивлен, мягко говоря. Одно дело, наши проверяющие из ДВОТ, которые про уголовные дела читали только в УК и в УПК, а живых их никогда не видели и даже никогда никого не допрашивали, другое дело — Кизлык.
Позднее я выяснил, двотовские кони, ожидая, что я по поводу проверки подниму бучу, написали в УТРД портянку о том, что уголовное производство начинается с момента регистрации сообщения о преступлении, поэтому все действия до того момента нужно считать незаконными, привели в качестве примера случай во Владивостокской таможне. Кизлык отписал это письмо из ДВОТ какому-то умнику из службы организации дознания в УТРД, тот подготовил проект указания в соответствии с этим письмом…
Получился настоящий натюрморт. Комиссия УТРД, проведя у меня проверку, никаких нарушений в регистрации сообщений о преступлениях не выявила. Комиссия ДВОТ, проверив то же самое, выявила нарушение. Когда я об этом сообщил председателю комиссии УТРД, та начала возмущаться, возмущался и сам Кизлык. И здесь же он подписывает указание, согласно которому его же комиссия и он сам выглядят, так скажем, некомпетентными лицами, которые проглядели у меня серьезнейший косяк.
Кажется, мой дознаватель, который до таможни прошел все тернии до звезд, огни салютов, святую воду и медные саксафоны в милицейском следствии, был прав, когда сказал:
— Кибздык он, а не Кизлык.
— Юра, может мы с тобой
