Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

Выше была предпринята попытка в самом общем виде показать историческую неизбежность индустриализации нашей страны, отсутствие реально приемлемых альтернатив этому курсу. С высоты нашего времени эта проблема видится четче и яснее, чем она представлялась в ту эпоху. Я стремился в общих чертах и оценить роль Сталина во всем этом грандиозном историческом преобразовании. Однако объективность требует подчеркнуть, что в сталинские времена буквально все свершения в сфере индустриального развития страны связывались исключительно и только с именем Сталина. Так, например, в официальной его биографии утверждалось: «Ни одна область, ни один вопрос индустриализации не ускользали из поля зрения Сталина. Сталин — инициатор создания новых отраслей промышленности, развития и реконструкции ранее отсталых отраслей. Сталин — вдохновитель создания второй угольно-металлургической базы в нашей стране, строительства Кузбасса. Сталин — организатор и руководитель социалистических строек. Сталинградский тракторострой, Днепрострой, Магнитострой, Уралмашстрой, Ростовский сельмашстрой, Кузнецкстрой, Турксиб, Саратовский комбайнстрой, строительство автомобильных заводов в Москве и Горьком и ряд других строек, — все они связаны с именем Сталина»[403].

Здесь что ни фраза, то чрезмерный перебор. Едва ли подобная апологетика отвечала интересам и самого Сталина. Ведь в конечном счете его историческая заслуга в твердом проведении курса на индустриализацию страны была столь же бесспорна, сколь и очевидна. Неумеренные восхваления и дифирамбы скорее играли отрицательную роль, поскольку возникали сомнения: если так беззастенчиво возвеличивают заслуги в индустриализации, то, значит, было немало и ошибок, способных поставить под вопрос методы проведения индустриализации.

Кстати сказать, после смерти Сталина большинство западных исследователей советской истории сошлось во мнении, что сталинские методы индустриализации были исторически неоправданными. Поскольку, мол, главный аргумент в пользу ускоренных темпов ее проведения базировался на ложной, искусственной посылке — а именно на спекулятивных измышлениях о неминуемости войны против СССР. В качестве иллюстрации приведу мнение Л. Шапиро, который в своей книге по истории КПСС писал буквально следующее: «Мотивы, побудившие Сталина именно в это время принять решение об индустриализации страны ускоренными темпами и не считаясь с последствиями, могли быть различными. Разумеется, определенную роль сыграла соблазнительная возможность избавиться от серьезных политических соперников, которая всегда появляется при смене курса. Менее убедительным представляется довод, часто приводившийся Сталиным и усиленно подчеркивавшийся после германского вторжения 1941 года. Смысл этого довода в том, что ускоренная индустриализация была дальновидным политическим курсом, рассчитанным на предотвращение угрозы войны путем создания базы для оборонной промышленности. Но в 1928 году не было оснований опасаться какого-либо вторжения. Учитывая тяжкие последствия сверхбыстрой индустриализации и коллективизации, мы смело утверждаем, что к 1941 году в СССР можно было бы достигнуть по меньшей мере такого же уровня промышленного развития с помощью менее крутых методов»[404].

В последующем изложении я еще коснусь вопроса об исторической цене индустриализации, о том, что пришлось заплатить за нее, если брать за основу не чисто экономические показатели, а человеческое измерение. Хотя само по себе такое разделение вообще представляется мне довольно умозрительным. Но тем не менее оно существует и его нельзя игнорировать. Здесь же следует обратить внимание на следующее обстоятельство. Когда Сталин и вообще советское руководство вели речь об опасности войны и неминуемости военного нападения на Советский Союз, они отнюдь не оперировали какими-то конкретными годами, скажем, 1928 или 1929 годом. Имелась в виду историческая перспектива и она не втискивалась в прокрустово ложе строго определенного времени. Впрочем, порой в чисто пропагандистских целях сознательно нагнеталась военная истерия и дело изображалось так, будто не сегодня-завтра Советский Союз станет объектом агрессии. Такие искусственные нагнетания имели место в конце 20-х годов. Что, однако, не означает, будто Сталин и впрямь исходил из мысли о неминуемости военного нападения на Советский Союз в тот период. Исходя из соображений внутреннего порядка, он полагал необходимым держать население страны в состоянии готовности к нападению и отражению такого нападения.

Но нельзя ставить знак равенства между чисто пропагандистскими шагами и действительными стратегическими расчетами. А последние как раз и ориентировались на неизбежность военного нападения на Советский Союз, а, значит, и на необходимость заблаговременно готовиться к отражению такого нападения. Ведь за год-другой невозможно было, как бы по мановению волшебной палочки, создать серьезную оборонную промышленность и вооружить армию и флот соответствующими средствами ведения войны. Так что упреки Л. Шапиро в чисто спекулятивном характере разговоров о подготовке страны к обороне как инструменте, оправдывавшим высокий темп индустриализации, едва ли можно считать убедительными. В данном случае Л. Шапиро проводит знак равенства между подготовкой к непосредственному военному нападению и заранее спланированной, рассчитанной на сравнительно долгий отрезок времени, широкомасштабной и всесторонней подготовкой страны к отражению неизбежного вооруженного нападения. Ход событий подтвердил не только разумность и обоснованность такого курса. Он подтвердил и отсутствие сколько-нибудь реально обоснованных альтернатив этому курсу.

2. Борьба за утверждение сталинского курса индустриализации

Необходимость превращения страны из аграрной в индустриальную среди большевиков никогда не вызывала никаких споров. Вещь была настолько очевидная, что спорить по поводу ее могли лишь недоумки или заведомые идиоты. Большевики не принадлежали к числу ни тех, ни других. Но одно дело понимать необходимость индустриализации отсталой страны и превращения ее в высокоразвитое государство, другое дело — как, какими путями, средствами, методами и темпами осуществлять такой поистине революционный переворот в исторических судьбах страны. Здесь было обширное поле для самых острых столкновений и самой ожесточенной борьбы. И это не случайно, поскольку речь фактически шла о выборе магистрального развития Советской России на длительную историческую перспективу. Даже по менее важным вопросам в среде большевистского руководства развертывались настоящие политические баталии, в чем читатель мог убедиться из чтения предыдущих глав. Так что с точки зрения элементарной политической логики сам факт ожесточенной борьбы вокруг проблем индустриализации нельзя квалифицировать в качестве своего рода политического склочничества, якобы органически свойственного большевистским вождям. И в других странах, в странах с совершенно иной классовой структурой и идеологией, борьба по вопросам стратегии экономического развития не представляет собой чего-то экстраординарного, выходящего за рамки допустимых норм политической жизни.

В Советской России эта борьба приобрела особую степень ожесточенности не только в силу значимости проблемы. На нее накладывала свою неповторимую печать и личное противоборство между ведущими фигурами большевистской партии. В известном смысле исход противостояния по вопросам индустриализации как бы предопределял и результаты личной борьбы за власть. Так что этот последний элемент не должен оставаться вне поля нашего внимания, когда мы рассматриваем перипетии схваток вокруг путей и темпов индустриализации. Однако в основе все-таки лежали не личные мотивы, не соображения борьбы за власть как таковую. Характер и особенности этого противостояния обуславливались более глубокими причинами, нежели только проблемами власти как таковой. На мой взгляд, исследователи, рассматривающие основные этапы борьбы вокруг индустриализации преимущественно сквозь призму личной борьбы между тогдашними ведущими политическими фигурами, допускают непозволительное упрощение. И в итоге вся картина рисуется в искаженном историческом свете.

История выработки подходов к проведению индустриализации противоречива, как и противоречива была в тот период и вся экономическая политика большевиков. Первые, более или менее продуманные шаги, содержащие в себе некоторые зародыши системного подхода, начались с апреля 1926 года, когда объединенный пленум ЦК и ЦКК рассмотрел хозяйственные вопросы. Участники пленума вынуждены были признать, что индустриализация страны и увеличение товарной массы промышленных изделий, при достигнутом уровне развития промышленности, наталкивается в настоящий период на специфические трудности. Промышленность почти полностью использовала унаследованный от буржуазной эпохи основной капитал и упирается в своем дальнейшем развитии в переоборудование предприятий и новое фабрично-заводское строительство, что, в свою очередь, целиком зависит от размера тех накоплений, которые можно будет вложить в дело расширения промышленности.