Ментальности народов мира - Георгий Дмитриевич Гачев

Текст написан в жанре дневника мышления, что соответствует принципу экзистенциальной культурологии, то есть с учетом присутствия субъекта в исследовании объекта.

«Дети райка» – Франция

2.6.95.

Наконец-то могу приступить расхлебывать = обдумывать позавчерашнюю магию: фильм француза Карне «Дети райка». Весь полон отравой кадров: вся нутрь заражена, поражена. Словно вселился туда целый мир людей, страстей, событий. И пролужены стенки сосуда моего – или изъязвлены, как катакомбы или парижские тесные проулочки, откуда выскакивают человечки – и начинают базарить, драться или убивать-любиться… И вот уже – не сам я, но – сожительствую!..

Но с кем-чем? – вот в чем вопрос, в котором я призван разобраться. Ибо то, о чем толковал доселе, – это просто сила искусства вообще, а в данном случае – шедевра кино, чем, бесспорно, является этот фильм. Но мне-то, на мой уж профессионально наметанный глаз насчет национальных образов мира, надо отдать отчет: в чем именно Французскость этого фильма? Многое приходит на ум, масса ассоциаций сваливается беспорядочно. Попробуем разобраться и увязать их в размышление.

Я не готовился к просмотру и не знал про фильм ничего, кроме того, что он «шедевр», и шел глазеть, как Кандид простодушный, желая отдаваться непосредственному впечатлению. Но все же не удержался и спросил Леонида Козлова, кто мой науськиватель и затейник, что втравил меня в размышление о национальном в кино: когда сделан фильм? И оказалось, что он создавался в годы оккупации Франции немцами, и авторы даже тянули с окончанием и показали его вскоре после освобождения страны в 1944 году… И сказал мне далее Л. Козлов, что предыдущий фильм с Жаном Луи Барро «Фантастическая симфония», вышедший на экраны в 1942 году, обратил на себя критику германской цензуры и Геббельс обрушился на него как на «националистический» – то есть опасно патриотический…

– Ага, – смекнул я, – значит, фильмы тот и этот – акция французского Resistance – Сопротивления и этим родны могут быть философии французского экзистенциализма (Сартр, Камю…), что есть тоже могучее творческое явление, последняя пока философия большого стиля в Европейской цивилизации.

Итак, фильм должен быть эманация Французского Духа, спровоцированная и вызванная его унижением-подавлением в ситуации разгрома страны. Как противодействие, равное действию, – и им вызванное. Как упругость национальной пружины, что сжалась в сгусток и в творческий потенциал, – и вот разжалась и выстрелила – этим протуберанцем искусства.

Так что мало того, что фильм делали первостатейные таланты, но объединены они общей бедой и между собой, и с народом, – и потому ожидай здесь синтеза народности и изысканности утонченных мастеров, что есть редкостное сочетание. Ибо в обычной мирно-будничной жизни, не в «роковые минуты» истории, разведены они в разные стороны и сферы забот и трудов, и всяк ботает по своей фене: люди искусства, интеллигенты выкаблучиваются в узкопрофессиональных новациях и приемах, творят «из них – в них» (как памятно мне говаривала Наталья Александровна Вишневская, дочь известного актера МХАТа), а народец благодушно омещанивается…

И верно: фильм оказался и народный, и гениально творческий. И недаром (как мне сообщили уже после просмотра) этот фильм регулярно показывают во Франции в новогоднюю ночь. Значит, так любим он народом – как зеркало его сути, фильм национального самосознания. Причем, как это и положено в канун праздника, – подает ему самовосхищение, как и на торжестве по случаю дня рождения или юбилея человека в тостах дают ему его позитивный образ, преподносят икону его самого = лучшее в нем. Божий в нем образ и подобие…

Так вот в чем участие этого фильма в движении Сопротивления! Он – сопротивление Красотой! Нет в нем никакой политики, речей о величии Франции – де юре. Но де факто он являет такую разветвленную полноту жизни и народа, и человека, когда они заняты сами собой, – что ничто не в силах этой жизненной силе и упругости помешать. А следовательно, никакое временное налетное вторжение чужеземца: куда ему вклиниться? Его вытолкнут – как любое инородное тело, попадающее в упруго закрученный вихрь национальной жизни, на его центрифугу вращения.

И вот я уже начинаю выходить на систему образов фильма. Он сразу обрушивает на тебя картину кишения: по «бульвару преступлений» прет могучий, разноголосый и разноодетый поток людей – как река народной жизни, притом и в разнонаправленности «броунова движения» человеко-частиц, и свободовольного – и предустановленного…

А заканчивается фильм – картиной карнавала, где уж такое кишение торжествующее и движение единонаправленной воли национально-народной, что пытающийся продраться сквозь него наш герой, ищущий догнать-отыскать возлюбленную, только может воздевать руки горе – в радостном отчаянии…

То есть: ему – отчаяние, и в нас, в зрителе – сострадание ему, сочувствие, но в то же время и ликование-радость карнавала вливается в нас. Так и совершается искомый катарсис – эффект истинного искусства: очищение состраданием, отчего и слезы восторга источаются из нас…

Итак, в этих кадрах – как бы экспозиция и реприза, как в музыкальной форме. А внутри – разработка. В рамке народной жизни пойдут пути-переплетения судеб индивидуально-личных. И два эти массива уравновешены друг другом в фильме. Баланс. Как и в равновесии экспозиции и репризы – симметрия.

Я произнес здесь уже два характерные принципа французского духа, ума: Баланс и Симметрия. Они, разумеется, есть, как критерии эстетические, и в Логосе, и в искусстве, и в «ментальности» других народов и культур. Но нигде они так не изыскуемы и даже обязательны для национального чувства и миропонимания, как во Франции. Симметрия во французском классицизме (который наиболее «классический» из классицизмов XVII–XVIII веков в Европе), дуализм субстанций («протяжение» и «мышление») в философии Декарта, равновесие между рационализмом и сенсуализмом и у него, и вообще во французском ощущении и понимании мира. Этот космос – не разомкнутый наружу, открытый и незавершенный (как Россия, отчего ее стягивать обручами снаружи надо силой формы, границ, властью Государства), но самоцентрированный в балансе центробежных и центростремительных сил, образующих вращение жизни, социума, общения.

Вообще ВРАЩЕНИЕ – тоже специфический принцип Французства. И столица тут – Версаль – Versaille от verser = вертеться, и даже разговор = conversation = «со-вращение», буквально. И не случайно я упомянул образ Вихря, что возникает из первых и завершающих кадров фильма. По Декарту, Вселенная состоит из множества вращающихся вихрей, каждый из которых – как Солнечная система вокруг своей Звезды = Прекрасной дамы – столицы, как Париж. И каждый Вихрь из частиц-элементов (= людей-индивидов) – словно страна: Франция, Англия, Германия; они упруго наяриваются друг на друга, стремясь обволочь своим вращением – и умыкнуть