Год на Севере - Сергей Васильевич Максимов

соборной ризнице память о Петре сохраняет риза зеленого бархата, сшитая из кафтана царя, и два саккоса, пожалованные им Афанасию в 1702 году. Видел я за собором городскую площадь, окруженную соборами, церковью Архангела Михаила, построенной, в 1769 году на месте бывшего Архангельского монастыря, и церковью Воскресенской, столько же древней, как старо само заселение города. На площади, около которой некогда сосредоточивались и первоначальное заселение города, и первые торговые операции его, стоит памятник. Не нужно было говорить — кому, но я все-таки спросил извозчика:

— Кому этот памятник?

— Тучи у Господа Бога отводил на небесах.

— А кто он таков был, где родился?

— Не знаю, колдун, надо быть, какой.

Вот новый урок соорудителям, сумевшим в лице Ломоносова изобразить римского гражданина в тоге, с гением у ног, а не простого мужика, с приличными, более понятными и ясными атрибутами, или что-нибудь вроде этого. К тому же памятник мал, пропадает в массе зданий и не пользуется ни хорошим видом, ни хорошим местом.

Налево по пути объявилось полуразрушенное каменное здание, которое извозчик называет монетным двором (на самом деле это развалины немецкого гостиного двора) и говорит:

— Пытали ломать и подрядчик на кирпичи нашелся: не осилили и подрядчик отказался. Известка так спеклась, что камни и лому не давались. Да и кирпичи — тяжелина такая, что ноне таких и не делают. Пытались каменщики печи из них складывать, так тоже, слышь, отказались: все плечи-де обломали, одной рукой не сдержишь и не перевернешь как бы надо, по-ихнему...

Некогда на этом здании было шесть башен (теперь уцелело только две). Говорят, что подробности плана этого гостиного двора, назначенного для складки товаров, составлены были рукой самого царя Алексея Михайловича и приведены в исполнение нарочно присланными сюда из Москвы иноземными инженерами Петром Марилисом и Билимом Шарфом. Прежде это замечательное по старинной архитектуре здание тянулось по реке на двести саженей и имело в ширину 60. Теперь половина его сломана (с большими усилиями) и невозможно разобрать ни места ворот, ни места верхних светлиц, где жили иноземные гости, ни галереи с арками, которые служили для сообщения их с русскими торговцами, ни среднего корпуса, куда сходились для торга и мены и где стояла стража, возбранявшая частые общения купцов русских с немецкими. Во всяком случае, обширность дворов и прочность постройки свидетельствуют наглядно о том, насколько обширен и прибылен был древний торг, благотворно влиявший на те северные города, которые теперь стоят захудалыми, как Великий Устюг, Вологда, Каргополь и даже несчастная Чухлома, вызывающая нынешней скудостью своей основательные насмешки.

Рядом с этим зданием по набережной Двины тянутся иные развалины, которые собственно и были монетным двором, составлявшим часть таможенного замка. Кирпичи для обоих работаны были в Голландии и привезены сюда на кораблях. Общий вид развалин, в среде других и с Двины, представляет увлекательную картину. Вблизи они веют стародавностью: седое время буквально изгрызло окна, крышу, четверо ворот; кое-где завязались по стенам, на крышах башен и в окнах, растения.

Площадь заключается гауптвахтой со стороны проспекта и старинным зданием думы к стороне Двины. От гауптвахты пошла опять улица со сплошным рядом домов, по большей части деревянных, чистеньких, опрятных, в большей части случаев обшитых тесом и окрашенных всевозможных цветов красками. Это немецкая слобода, где ютится все коммерческое население города. Влево, к Двине, красуется большая лютеранская церковь Св. Екатерины, построенная в 1768 году; далее — реформатская, выстроенная в 1803 году. Направо и налево начинают свертывать с главной улицы переулки, но те и другие идут недалеко: с одной стороны обрывает их Двина, с другой пересекает второй (но и последний) городской проспект, идущий параллельно с первым. За этим вторым проспектом пойдет уже вязкое, тундряное болото, которому и конца нет на дальней Карелии.

Обрамленная с двух сторон мостками, Немецкая слобода в одном месте пересекается городским садом, небольшим, чахлым, редко посещаемым; со многих других сторон тянутся значительной величины пустыри, за длинными безобразными заборами и без этих заборов. Пустыри эти — давние следы давнего пожара, испепелившего большую половину Архангельска. Один пустырь, как говорят, залег на месте театра. У каменного здания полубатальона военных кантонистов оканчивается Немецкая слобода, затем, что слева уже тянется река Кузнечиха, а по берегу ее и в глушь подгородного болота — бедная слободка того же имени, населенная потомками двух некогда бывших здесь гайдуцких полков, переформированных потом в два гарнизонных батальона. Утлые домишки, утлые мостки, узенькие, запущенные улицы, пустынные огороды кругом — вот главные и единственные характеристические признаки этой бедной подгородной слободки.

Такую же бедность являет и другая подгородная слобода, на совершенно противоположном краю длинного и скучного Архангельска, при въезде из Холмогор. Слободка эта носит название Архиерейской, затем, что тут существует архиерейский дом, со времени перенесения епархии из Холмогор, подле Архангельского монастыря.

Архангельским монастырем, собственно, и начинается город Архангельск, получивший от монастыря и свое имя в народных устах, хотя правительство и назвало его вначале (в 1584 г.) Новыми Холмогорами.

Город этот начинался собственно на средине настоящего Архангельска, там, где лежит теперь городская площадь, на месте, называемом Пур-Наволок. Здесь построена была деревянная крепость — острог в виде продолговатого четырехугольника, о двух этажах, с шестью башнями и старинными бойницами, или амбразурами. С речной стороны он окружен был земляным валом и палисадом, внутри разделен стенами на три части: верхняя называлась русским гостиным двором, в верхних палатах которого хранилось казенное вино; нижняя часть острога, по Двине, носила имя немецкого гостиного двора с портовой таможней. Средняя часть, собственно крепость с бойницей и башнями, занимаема была монастырем, который впоследствии переведен был, после пожара в 1637 году, на нынешнее свое место за городом, по указу царя Михаила Феодоровича. Место это носило название урочища Нячеры.

Первыми обитателями Новых Холмогор были ратные люди — стрельцы; через три года, в 1587 году, учрежден был здесь посад. В нем жили деревенские пахотные люди и небольшое число посадских, переведенных сюда из разных двинских деревень и посадов. Им дарована была льгота на пять лет освобождением от платежа всех государственных податей, а после истечения срока всякие раскладки позволено было делать им самим. Тогда же много семей оставили Старые Холмогоры и поселились в Новых. В 1702 году сюда переведено было воеводское правление.

Монастырь Архангельский — один из древнейших в России, судя по сохранившейся грамоте, выданной от одного из новгородских архиепископов, Иоанна (там было три: два в XII веке и один в XIV).

В грамоте года не