Действие вместо реакции - Олег Юрьевич Цендровский

рождает негативные эмоции. Ум создает вереницу образов, а затем автоматически выносит вердикты касательно того, чего у него нет и что ему от каждого из них нужно. После этого он незамедлительно производит импульсы влечения и отторжения, вслед за коими появляются отрицательные переживания.

Подобно удару кнута, страдание должно подстегнуть нас уменьшить зазор между желаемым и действительным. Однако мы не звери и вполне способны продолжать путь без непрерывного града из плетей и без сумбурного дребезжания мыслей.

Такое «подстегивание» лишь замедляет нас, так что в наших интересах научиться снижать активность стандартного режима. И наука, и элементарная бытовая логика свидетельствуют, что это является необходимой способностью здорового ума.

Если человек не умеет сосредотачиваться и останавливать беспорядочное кружение мыслей и чувств, то приобретение все новых и новых неврозов становится для него неизбежным. Приобретаемые таким образом неврозы мучительны и опасны сами по себе, однако из них могут родиться и более серьезные осложнения.

Хаотическое метание ума, доведенное до крайности, превращается в нечто сродни шизофрении. При шизофренических расстройствах информационные потоки в коре перемешиваются, сон вторгается в явь, а бессознательное бесконтрольно смешивается с сознанием.

Стандартный режим состоит из микроразладов и микроневрозов. Из них появляются разлады и неврозы крупного калибра. Они же в свою очередь подготавливают почву для психотических нарушений, так как между неврозами и психозами нет непроницаемой границы. Психозами мы называем просто некоторые особо масштабные поломки высшей нервной деятельности, к наиболее тяжелым из которых относят шизофрению и мании.

Даже если излишняя активность стандартного режима еще не привела к критическим сбоям восприятия и поведения, она крайне утомляет. Через одно только это, через истощение нервных сил, она делает нас намного более слабыми и несчастными, чем мы могли бы быть.

К сожалению, в нашей культуре существует огромное препятствие, которое мешает научиться выходить из стандартного режима. Мы так плохо очищаем свой ум от шума, упорядочиваем психическую жизнь и сосредотачиваемся, потому что из основных видов умственного шума мы сотворили своего рода культ.

Культ страдания

Излюбленным зрелищем древних греков были трагедии. Им доставляло необыкновенное наслаждение наблюдать, как неумолимый рок сминает и перемалывает персонажей на сцене.

Согласно Аристотелю, эта тяга греков к трагическим сюжетам объяснялась тем, что сопереживание высвобождало скопившиеся в людях страсти, страхи и иные эмоции. Это опустошало их, перепахивало, примиряло. Происходил катарсис, что дословно и означает «очищение», «исцеление» и «высвобождение».

В древнегреческой драматургии страдали все – от мала до велика. Страдали и титаны, и боги, и герои, и простые смертные, которые мыслились игрушками в руках небожителей. В сравнении с трагедией, жанр комедии считался развлечением для сброда, потехой невежественного люда.

Затем, в христианскую эпоху, центральным символом Запада стал Христос и его мученическая смерть на кресте. Мученичество было объявлено идеалом, знаменем, нравственным образцом. Как в первые века существования христианства, так и впоследствии мученичество практически приравнивалось к святости.

Прежде всего, страдание трактовалось как божественный приговор за первородный грех, совершенный Адамом и Евой. Одновременно страдание являлось посланным свыше испытанием и возможностью. Это была возможность доказать крепость своей веры, показать, из какого теста ты слеплен, возможностью преодолеть скверну души и вымостить себе дорогу в рай.

Христианство возникло из иудаизма, а он в свою очередь был пропитан не менее трагическим мировоззрением. Нелегкая историческая судьба иудеев и особенности их культуры заставляли их видеть мир весьма жестоким и неприветливым местом. Страницы Ветхого Завета пропитаны кровью, болью, гибелью десятков и сотен тысяч, трагическими случайностями и ощущением неумолимости ударов судьбы.

Во времена Христа мрачность иудаизма достигла высочайшей точки. Иудеи пребывали в постоянном и трепетном ожидании мессии, в ожидании избавления от этого мира и избавителя от этого мира. Чтобы мессия явился, исто верующие иудеи воспринимали великое страдание и как неизбежность, и как необходимость.

Словом, все те мощные культурные традиции, из которых сложилось западное мировоззрение, делали из страдания культ. В эпоху Возрождения и Новое время небо немного расчистилось, но общая тенденция сохранилась. Философия, литература, музыка, изящные искусства, повседневный быт героизировали и воспевали святую боль человека, полезную и преображающую.

Сегодня мы являемся наследниками этих древних взглядов и умонастроений. Люди любуются страданием и гордятся тем, что им плохо. Они ощущают, что страдание делает их важными и привлекает к ним повышенное внимание. Это способ выделиться и заявить о себе. Страдание есть личное достижение, как орден на груди. Более того, оно может быть даже своего рода развлечением.

Об этом хорошо написал Максим Горький в своей автобиографической повести «Детство»:

«Люди по нищете и скудости жизни своей вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными. В бесконечных буднях и горе – праздник, и пожар – забава; на пустом лице и царапина – украшение».

Мы верим, что благодаря страданию человек становится умнее и глубже. Страдание облагораживает, делает достойным, возвышенным, утонченным. Оно даже воспринимается как долг. Поэтому люди прописывают себе страдание либо в виде исцеляющего душу наказания, либо в виде универсального средства познания и преображения. Оно делает человека человеком, позволяет ему познать себя и жизнь.

Тот, кто не страдал много и до одури, кто не исходил вдоль и поперек самую грань мучительной истерии, просто не знает жизни. Он не разбирается в ее устройстве.

Сторонники волшебных свойств страдания подчеркивают, что болезненные уроки судьбы учат нас и открывают глаза. Отвращение к себе и к миру, недовольство и усталость от текущего положения вещей служат им источником мотивации. Это толкает на решительные действия.

И все это совершенная правда. Однако за ней, в прицепе, почти неслышно и незаметно, катится столь же совершенная ложь. Из этого делается вывод, что страдание не просто способ учиться и меняться, а хороший способ учиться и меняться. Более того, подспудно полагают, что он есть наилучший и наиглавнейший, что это один из столпов нашего духовного рациона. С этим уже не стоит так поспешно соглашаться.

Два способа обучения

Большая часть живых организмов учатся автоматически. Когда они сталкиваются с негативным событием, это изменяет их поведение в сторону избегания этого события и его обстоятельств. Положительное же событие, удовлетворяющее потребности существа, наоборот, обучает нервную систему в сторону дальнейшего сближения с ним и с теми обстоятельствами, в которых оно имело место.

Применительно к млекопитающим такой тип обучения называется лимбическим, а по-простому – системой кнута и пряника. Из этой пары педагогических средств природа предпочитает кнут.

Дело в том, что избежать опасности намного важнее для выживания, чем получить выгоду