Нейрофизиология для чайников. Лечение неполных травм при инсультах, ДЦП, рассеянном склерозе, спинальных травмах. Теория делинизации - Илья Николаевич Вишератин

совершенно, сустав был заломлен, ноги едва подтаскивались вперёд, и я падал, и падал, и падал.

Далее, со временем, походка с тростью стала стабилизироваться. Я продолжал жать на тренажёрах серьёзные веса с хорошей широкой амплитудой, я продолжал делать изолированные упражнения из комплекса 2.x, и я продолжал заливать в систему нейромедиаторы, чувство бесстрашия, чувство желания делать – чувства, что возникают на фоне высокого выброса дофамина.

Из-за того, что в начале 2015 года моя физическая сила продолжала расти, я решил начать записывать результаты на видео и выкладывать их в блог. Назвал я это все довольно просто – челлендж, встаю из инвалидного кресла. К 2015 году я уже довольно много знал людей с самыми различными травмами ЦНС, у меня было очень много друзей и знакомых в интернете. Я довольно часто переписывался и выискивал самых различных пациентов, искал не стандартные, не типичные и рабочие варианты лечения. И во многом тот небольшой блог, который я запустил в интернете, мне этому помогал.

Примерно в то же время я нашёл девушку, что изучала иностранные языки, у неё был СМА, и она фактически уже не могла ходить. Зовут её Натали, и в целом я тогда предложил ей работу. Я тогда решил расширить свой небольшой блог и зацепить англоговорящих пользователей, но переводить большие стены текста на английский язык мне было сложно, и навыки той девушки здорово мне помогли. В итоге мы договорились о переводе пары статей в месяц и оплате, работы было не много, особо много денег за перевод я тоже не платил.

Дабы отследить динамику эффективности работы 2.0 и 3.0, каждый месяц я начал записывать контрольное видео. На видео я делал несколько проходов по комнате с тростью, от дивана до стены и обратно. К видео я писал комментарии относительно того, что я думал, затем Натали их переводила, и я их постил на блогах.

Тут также надо сказать, что положительная динамика между тридцатью днями, между одной записью и другой, почти полностью отсутствовала, но динамика при более больших промежутках времени была очевидна. Примерно ещё за следующие полгода абуза техник 2.х и 3.х за счёт моторной проработки, за счёт техники возбуждения ЦНС, за счёт выделения сложносоставных движений в отдельную систему я таки достиг момента, когда при движении у меня стал сгибаться коленный сустав. Это меня тогда довольно стало радовать, я начал уже было думать, что вот она, победа, что движения восстановить мне будет более чем по силам, но я был не прав. Эта дорога вела в очередной тупик, почему? Ответа я не знал.

Объединённые техники 3.х и 2.х со временем я стал называть 4.х. 4.х предполагала наличие как минимум двух видов физического контроля в нашем теле – контроля пирамидального и контроля моторного. 4.х также, как ни странно, стала обрисовывать основную проблему нейрогенеза в теле человека – проблему ширины нейросетевых контроллеров и проблему их параллелизации, не от слова «паралич», но от слова «параллель». Т.е., как ни абсурдно, но проблема нейрогенеза лежала не в том, что нейроны не растут сколько в том, что их рост в отсутствии программной оболочки не нужен, в нем нет никакой необходимости. А программную оболочку с точки зрения ЦНС восстановить крайне непросто по причине ширины нейросетевого контроллера. Технику 4.х впоследствии я стал называть техникой делинезации нижних конечностей. Почему именно так? От слова нелинейность, но об этом чуть позже.

Примерно к концу 2016 года положительная динамика привела к тому, что я стал подыматься приседом с положения сидя на полу. Т.е. как бы это абсурдно ни звучало, я мог сделать как минимум десять полноценных, самых настоящих приседаний. Но та степень атаксии, с которой функционировало моё тело, была просто ужасной. Я мог идти с тростью, я мог приседать, но при любом сложносоставном движении, которое бы использовало бёдра, моё бедро просто проваливалось под себя и уходило в сторону. Тело наклонялось в стороны при движении, ноги как будто бы скрещивались, и колено, оно просто уходило в противоположенную сторону от тела. При движении создавалось такое впечатление, что у меня тяжелейшая плегия боковых поверхностей бёдер, плегия ротаторов, на деле же ничего такого не было. Я в прямом смысле этого слова просто мог сесть на пол, согнуть ногу в колене и работать ротатором бедра сколько угодно долго. Я мог опереться руками на хорошую опору, выставить одну ногу вперёд и снова работать ротаторами бедра. Движение было скованным, оно было ослабленным, но оно было. Когда же опору я убирал и фактически пытался идти, контролируя ротатор сознательно, когда вкладывал в него все те силы, что у меня были, ничего не выходило, я даже не мог его напрячь, он просто не запускался (смотри видео на ютюбе, сборка challenge, cure for SPMS).

И, скорее всего, именно поэтому в такой ситуации я оказался, дело было не только в парезах нижних конечностей, в необходимости проработки вторичности нижних и средних элементов ПДС, дело было в чём-то ещё, и это что-то ещё – оно и не давало мне ходить. Это что-то ещё, видимо, проявилось в первые годы болезни и сделало мою походку неуверенной, привело меня к спотыканиям и падениям. Затем из-за более высокого нейронного возбуждения, из-за гиперактивности в детские годы оно не могло развиться, я был быстрее, миелин рос быстрее, нежели происходила демиелинизация, нейродегенерации не было. А вот в пятнадцать лет, когда степень возбуждения ЦНС начала падать, когда нагрузка стала линейной, я стал медленнее, менее эффективен, и оно начало меня год за годом пробивать, нейродегенерировать кусок за куском в моей ЦНС. И именно поэтому ходить я разучился, именно поэтому так сложно было стоять и именно поэтому я не мог приседать в гакк-машине. Не потому что не было силы или же я был слаб, деградация силы была лишь следствием малоподвижности, плохой проработки вторичностей нижних и средних элементов ПДС. Дело было в чём-то другом, в чём-то достаточно императивном, чтобы оно могло отключать огромные фрагменты моей ЦНС и фактически переписывать колоссальные паттерны сложносоставных движений, и в чём-то достаточно сильном, в чём-то, что стоит выше воли моего сознания и выше моих желаний, в чём-то, что работает как лёгкие или сердце, без всякого моего на то согласия. Дело было в вейтберинге.

Примерно с 2016 года проблема существования вейтберинга и крайней императивности этой функции стала для меня очевидна. Вейтберинг, по сути, это крайне императивная программа движений, что записана в верхних элементах ПДС. Наличие хорошего вейтберинга приводит к крайне хорошей проработанности сложносоставных функций, что работают через берда. Бег, присед, танцы, спортивные игры, баскетбол, волейбол… Тысячи самых разнообразных занятий есть результат наличия вейтберинга, и самые лучшие в физическом плане из нас обладают самым хорошим вейтберингом.

Постепенно моя работа стала смещаться в изучение таргетинга верхних элементов ПДС функций вейтберинга. Было очевидно, что технически проблема передвижения в моем случае заключалась не в невозможности физически стоять или ходить с позиций нижних элементов, но именно в невозможности удержания корректного баланса при осуществлении сложносоставных паттернов движения. И если, скажем, вейтберинг можно разрушить, то, вероятно, его каким-то образом можно и укрепить, и вся проблема моего состояния заключалась в некачественном таргетинге нейросетевых контролеров верхних элементов ПДС ввиду их невероятной ширины. В том, что функции ПДС я выделял и таргетил слишком некачественно, слишком поверхностно, что впоследствии к некорректному программному коду и привело, что сформировало нижний спастический паттерн парапареза. Отсюда же и вероятные ремиссии, что я получал, дело было именно в том, что в определённые моменты своей жизни неосознанно более качественный таргетинг я выделял и давал.

Так почему же на самом деле тогда там, в четвертом классе школы, столь хорошую и чистую ремиссию я получил? Если технически мы исходим из того, что лечение РС стандартными средствами не слишком-то и возможно? Почему массажи, электрофорезы, различные ЛФК, парафины и прочие