На языке животных. Как они общаются друг с другом и как нам научиться понимать их - Карстен Бренсинг

– на протяжении веков это было вполне обычным явлением. Есть только одно небольшое отличие – животных больше не обвиняют в преступлениях, потому что их способность отвечать за свои поступки ограничена, но вместо этого им разрешено подавать иски из-за действий человека, потому что это мы виновны.

Но помимо экспертов и правовых норм существует еще третья сила. Это мы, люди, и наши представления о животных. На всех своих лекциях я пытаюсь избегать термина «инстинкт» или, еще лучше, совсем исключить его из активного словарного запаса. Однако идея, что мы, люди, действуем разумно, а животные – на основе своих инстинктов, давно и глубоко укоренилась в нашей культуре. Даже Лоренц и Тинберген с их вкладом в теорию инстинктов и постулатом об иерархически организованном механизме нервной системы придерживались таких взглядов.

Однако ни термин «инстинкт», ни эта теория не вечны. Причина в том, что мы еще не открыли движущую силу или энергию, что предположительно стоит за инстинктивным поведением. Нет никаких доказательств понятия инстинкта. Напротив, сегодня мы достаточно хорошо знаем, как работают мышление и чувства, поэтому необходимо вычеркнуть термин «инстинкт» из нашего словаря. Я даже рассматриваю это как дискриминацию! Почему? Это мы сейчас увидим.

Язык

Это наш самый важный, но вместе с тем и очень опасный инструмент. С помощью языка можно освободить угнетаемых, но и начать войну. Негров можно порабощать, можно избивать шлюх и эксплуатировать сельскохозяйственных животных. В психологии эти примеры называются обесцениванием жертвы. Наш язык позволяет нам делать то, что иначе мы не смогли бы привести в соответствие со своей моралью.

Выше мы увидели, что даже высшие когнитивные способности – это не уникальное преимущество человека. Тем не менее наш язык нас разделяет: мы, люди, – население, а звери – популяция; мы, люди, населяем территорию, а животные там лишь водятся; мы, люди, едим пищу, а животные едят корм; у нас, людей, есть культура, у всех остальных – только естество; у нас, людей, есть семейная жизнь, а у животных – «лишь» забота о потомстве, а из раненого животного не хлещет кровища, оно истекает кровью – и что вам приятнее есть – свиную попу или сочную свинину?

Это всего лишь слова, подумаете вы. Однако представьте себе такую альтернативу: вы прочитали рассказ про собаку. В этом рассказе животные очеловечены. Их жизнь описывается человеческим языком. Они обедают, встречаются с друзьями и заводят детей. И наоборот, та же самая история с использованием нынешнего словаря будет другой: собака ела корм, взаимодействовала с особями своего вида и ощенилась. Как думаете, как бы вы восприняли такой рассказ? Участники эксперимента, выбранные случайным образом, продемонстрировали однозначный результат. Те, кто прочитал вариант рассказа с очеловеченными животными, выражали большую готовность помогать собакам в бедственном положении, чем группа, прочитавшая традиционное описание[277].

Также интересен тот факт, что люди, которые едят мясо, признают невысокие когнитивные способности животных. Даже когда они сталкиваются с доказанной информацией, то, скорее всего, останутся при своем первоначальном мнении[278]. В большом исследовании Гарвардского университета с целым рядом умных вопросов, которые ученые трижды тщательно продумали, участники эксперимента сформулировали однозначную позицию: чем больше люди признают наличие разума (понимания, интеллекта, души и т. д.) у животного или у какого-либо существа, тем критичнее они к себе с моральной точки зрения.

Я твердо убежден, если мы учтем современные знания и будем готовы принять моральные последствия, наши отношения с животными станут значительно лучше. Независимо от того, что мы, надеюсь, скоро перестанем использовать уничижительный язык и наши знания будут определять наши поступки, все же есть кое-что, что перевешивает лишение вкусных продуктов животного происхождения. Для нас это бесплатно, и оно делает нас счастливыми. На самом деле это что-то еще не было по-настоящему изучено наукой, и поэтому мы говорим только о:

Гипотеза биофилии

Биофилия – страстная любовь к жизни и всему живому; это стремление поддержать развитие будь то человека рядом, растения, идеи или социальной группы[279].

Эти строки являются первой попыткой описать то, что мы, люди, вероятно, чувствуем с незапамятных времен, и я честно позаимствовал это высказывание у Эриха Фромма. Отдельно от Фромма Эдвард Уилсон, энтомолог и эволюционный биолог, разработал гипотезу биофилии, которую обосновал эволюционной биологией[280]. Мы, люди, эволюционируем во взаимодействии с животными, а также с окружающей природой. Взаимовыгодное поведение с течением времени закрепляется. Исходя из того, что мы зависим от природы и окружающей среды, было бы разумно беречь и охранять природу. Любовь, положительные чувства – это известный механизм управления поведением животных, а следовательно, и человека. Звучит немного банально, но если объективно проанализировать этот механизм поведенческого контроля, то любовь к природе имеет эволюционное значение. Интересно, что зоотерапия (см. «Зоотерапия») работает на той же основе. Благодаря общению с животным-терапевтом активируется древний механизм, заложенный глубоко внутри.

Однако есть оборотная сторона медали – когда мы, люди, отдаляемся от природы, то больше не чувствуем этой любви. Например, я знаю одну женщину, которая скорее предпочтет прогуляться по заасфальтированной парковке, чем по лесу. Полагаю, что у нее весьма ограниченная социальная жизнь, но это и неудивительно.

Несомненно, мы можем отдаляться в том числе из-за нашего языка. Дистанция, которая возникает из-за употребления слов, о которых мы говорили выше, неизбежно уменьшает эффект биофилии.

С моей точки зрения, гипотеза биофилии еще недостаточно развита, чтобы стать полноценной теорией. Профессор психологии Эрхард Ольбрих, который скончался в 2016 году и которого я очень уважал, переслал мне в 2008 году книгу под названием «На пути к теории» с просьбой написать отзыв. К сожалению, ему не удалось разработать эту теорию настолько, чтобы ее можно было представить публике.

Изменение перспективы

Как известно, изменение угла зрения часто бывает полезно. Есть даже философская школа – перспективизм, которая изучает это. Но я не хочу утомлять вас философией и сразу приглашаю в Бразилию, в самые отдаленные и глухие уголки Амазонии. Там живут руна[281], они используют собственный перспективизм, даже не зная такого термина. Для них это единственное правильное видение мира[282].

О чем вы подумаете, если увидите, как ягуар поймал добычу, а затем пьет ее кровь? Полагаю, вы подумаете о ягуаре, который поймал добычу и затем пьет ее кровь. Руна видят в этом нечто иное. Для них ягуар – это охотник, который убивает жертву с помощью лука и стрел, а затем пьет кукурузное пиво. В их мире есть люди, животные, растения и предметы. Но все это личности, которые чувствуют