Ген. Очень личная история - Сиддхартха Мукерджи

Дальше все пошло не так гладко, как рассчитывал Придди. Соцработница, резко отойдя от сценария, первым делом признала предвзятость своих суждений: «Возможно, мое знание о матери может повлиять на мнение о ребенке». «У вас сложилось какое-то впечатление о ребенке?» – спросил прокурор. Женщина снова заколебалась: «Трудно судить о способностях настолько маленького ребенка, но мне кажется, что он не вполне нормальный…» «Так вы не назвали бы ребенка нормальным?» – допытывался прокурор. Ответ был таким: «Создается впечатление, что он не совсем нормальный, но что конкретно не так, я не могу сказать».

На какое-то время показалось, что все будущее стерилизации по евгеническим показаниям в Америке зависит от туманных впечатлений медсестры, которой вручили капризного младенца, лишенного игрушек.

Судебный процесс длился пять часов вместе с перерывом на обед. Обсуждение было кратким, решение – циничным. Суд подтвердил правомочность решения Придди о стерилизации Кэрри Бак, одобрив соответствующий закон. «Этот закон отвечает требованиям надлежащей правовой процедуры, – говорилось в решении. – Закон не карательный. Нельзя согласиться с истцом в том, что этот закон в правовом отношении разделяет нормальную категорию лиц на две группы».

Адвокаты пытались обжаловать это решение в Верховном апелляционном суде Вирджинии, но законность стерилизации Бак снова подтвердили. Ранней весной 1927 года дело добралось до Верховного суда США. Придди к тому времени умер, и ответчиком был назначен его преемник, новый руководитель колонии Джон Белл.

Верховный суд рассматривал дело «Бак против Белла» весной 1927 года. С самого начала было ясно, что на этом разбирательстве речь идет вовсе не о Бак и не о Белле. Время стояло напряженное; вся страна бурлила от переживаний по поводу своей истории и наследия. На ревущие двадцатые[281] пришлось окончание исторического всплеска иммиграции в Соединенные Штаты. За период с 1890 по 1924 год почти 10 миллионов рабочих – евреев, итальянцев, ирландцев, поляков – перебрались в Нью-Йорк, Сан-Франциско и Чикаго. Они заполонили улицы и дома, наводнили рынки чужими языками, едой и обычаями (к 1927 году недавние иммигранты составляли более 40 % населения Нью-Йорка и Чикаго). Если в Англии 1890-х популярность евгеники подогревалась классовой тревожностью, то в Америке 1920-х – расовой[282]. Может, Гальтон и презирал огромные массы черни, но это точно была чернь английская. В Америке же массы черни становились всё инороднее, и их гены, как и акценты, были явно чужими.

Евгеники вроде Придди давно боялись, что наводнение Америки иммигрантами ускорит «самоубийство расы». Они утверждали, что «неправильные» люди в итоге возобладают над «правильными», а «плохие» гены вытеснят «хорошие». Если гены, как показал Мендель, принципиально неделимы, то однажды распространившуюся генетическую заразу уже невозможно искоренить («Если скрестить представителя любой из трех европейских рас[283] с евреем, родится еврей»[284], – писал Мэдисон Грант[285]). По словам одного евгеника, единственный способ «отсечь дефектную зародышевую плазму» – избавиться от органа, ее производящего, то есть провести принудительную стерилизацию всех генетически неполноценных вроде Кэрри Бак. Чтобы защитить нацию от «угрозы расовой деградации»[286], потребуется радикальная социальная хирургия. «Вороны-евгеники каркают[287], требуя реформ [в Англии]», – с явным отвращением отзывался о происходящем Бэтсон в 1926 году. Американские вороны каркали еще громче.

Мифу о «самоубийстве и деградации расы» противопоставлялся другой миф – о «расовой и генетической чистоте». В начале 1920-х одним из самых популярных романов в США стал «Тарзан, приемыш обезьян» Эдгара Райса Берроуза – им зачитывались миллионы американцев. Эта захватывающая мелодраматичная сага повествовала об английском аристократе, который осиротел во младенчестве и был воспитан обезьянами в Африке. Однако герой сумел перенять от родителей не только цвет кожи, осанку и телосложение, но и высокую нравственность, англосаксонские ценности и даже инстинктивные навыки обращения со столовой посудой. Тарзан с «его прямой и прекрасной фигурой, мускулистой, как у лучших древних римских гладиаторов, но вместе с тем с мягкими и нежными очертаниями эллинского бога»[288] являл собой пример полной победы природы над воспитанием. Если уж белый человек, выращенный обезьянами в джунглях, смог сохранить неприкосновенной сущность белого человека во фланелевом костюме, то расовую чистоту, несомненно, можно поддерживать в любых обстоятельствах.

На таком фоне дело «Бак против Белла» не отняло много времени у Верховного суда США. Вердикт вынесли 2 мая 1927 года, за несколько недель до 21-летия Кэрри Бак. Выражая мнение большинства – восьми судей из девяти, – судья Оливер Уэнделл Холмс (младший) в решении написал: «Будет лучше для всего мира[289], если вместо того, чтобы ждать и казнить выродков за преступления или позволить им голодать, общество сможет помешать тем, кто явно непригоден для продолжения вида[290]. Принцип, на котором зиждется обязательная вакцинация, достаточно широк, чтобы охватить и вырезание фаллопиевых труб».

Холмс – сын врача, гуманист, ученый-историк, известный скептик в отношении социальных догм и будущий ярый сторонник судебной и политической умеренности – очевидно, устал от женщин по фамилии Бак и их младенцев. «Трех поколений имбецилов вполне достаточно»[291], – заключил он[292].

Кэрри Бак стерилизовали созданием необратимой непроходимости маточных труб 19 октября 1927 года. Около девяти часов утра ее поместили в лазарет колонии. В десять уже под действием морфина и атропина она лежала на каталке в операционной. Медсестра ввела анестетик, и Бак погрузилась в сон. Присутствовали два врача и две медсестры – необычно много людей для такой рутинной процедуры, но ведь и случай был необычный. Руководитель колонии Джон Белл собственноручно вскрыл ее брюшную полость по средней линии. Затем он удалил по участку каждой фаллопиевой трубы, перевязал и зашил оставшиеся концы. Раны прижгли карболовой кислотой и обеззаразили спиртом. Хирургических осложнений не возникло.

Цепочка наследования была разорвана. Как рапортовал Белл, «первая операция в соответствии с законом о стерилизации» прошла по плану[293], и пациентку выписали в отличном состоянии. Бак восстанавливалась в собственной комнате без каких-либо происшествий.

Шесть десятилетий и два года – краткий миг в масштабах истории – разделяют первые эксперименты Менделя с горохом и разрешенную судом стерилизацию Кэрри Бак. Однако за это мгновение ген успел превратиться из абстрактной ботанической концепции в мощный инструмент общественного контроля. После вынесения решения Верховного суда по делу «Бак против Белла» в 1927 году риторика генетики и евгеники обрела значимость в обсуждениях любого уровня, проникнув в общественное, политическое и индивидуальное сознание американцев. В том же году штат Индиана принял пересмотренную версию давнего, но не особо работавшего там закона[294] о стерилизации «преступников-рецидивистов, насильников,