Ген. Очень личная история - Сиддхартха Мукерджи

Эмма с Кэрри жили в нищете, перебиваясь милостыней, подачками съестного и случайными заработками. Ходили слухи, будто Эмма торгует собой, подхватила сифилис и пропивает деньги по выходным. В марте 1920-го ее поймали на улице, обвинили то ли в бродяжничестве, то ли в проституции и доставили к городскому судье. 1 апреля два врача после беглого психиатрического обследования[269] признали Эмму слабоумной. Так она и попала в линчбургскую колонию.

«Слабоумие» в 1924 году представало в трех обличьях – дебила, имбецила и идиота[270]. Самым четким определением Бюро[271] переписи населения США наделяло идиота: это был «умственно неполноценный человек, уровень интеллектуального развития которого соответствует возрасту не старше 35 месяцев». Дебильность и имбецильность определялись более расплывчато. На бумаге это были менее тяжелые когнитивные нарушения. На практике – семантические ловушки, куда легко попадали самые разные мужчины и женщины, в том числе вообще не страдающие психическими заболеваниями: проститутки, сироты, депрессивные люди, бродяги, мелкие преступники, шизофреники, дислексики, феминистки, подростки-бунтари – словом, все, чье поведение, желания, взгляды или внешний вид выходили за рамки принятой нормы.

«Слабоумных» женщин отправляли в специализированную колонию штата Вирджиния и держали там в заточении, чтобы не давать им размножаться, то есть загрязнять популяцию новыми идиотами и дебилами. Само слово «колония» вполне отражало назначение этого заведения: никто никогда не собирался делать его больницей или приютом. Колония, скорее всего, исходно проектировалась как место изоляции. Она занимала более 80 гектаров земли на наветренной стороне и в тени от гор Голубого хребта, примерно в полутора километрах от илистых берегов реки Джеймс. Колония располагала собственным почтовым отделением, электростанцией, углехранилищем и даже железнодорожной веткой для транспортировки грузов. Общественный транспорт до колонии и от нее не ходил. Это был «отель Калифорния»[272] для душевнобольных: попав туда однажды, пациенты покидали заведение очень редко.

По прибытии Эмму Бак тщательно выкупали и привели в порядок; ее одежду выбросили, а гениталии обработали ртутью для дезинфекции. Повторная оценка интеллекта, проведенная психиатром, подтвердила первоначальный диагноз: «легкая дебильность». В колонии Эмма провела всю оставшуюся жизнь.

Пока ее мать не забрали в Линчбург в 1920-м, у Кэрри Бак было бедное, но все же нормальное детство. В школьном отчете за 1918 год – тогда ей было 12 – отмечалось, что она «очень хороша» в «поведении и учебе». Высокая для своих лет, нескладная, угловатая и неугомонная «пацанка» с темной челкой и открытой улыбкой, она любила писать записки мальчишкам в школе и ловить лягушек и палий[273] в местных водоемах. Но с исчезновением Эммы ее жизнь пошла под откос. Кэрри попала в приемную семью. Ее изнасиловал племянник приемной матери, и вскоре она обнаружила, что беременна.

Чтобы скрыть позорный момент, приемные родители действовали быстро: они привели Кэрри к тому же судье, который отправил ее мать Эмму в Линчбург. План состоял в том, чтобы выдать Кэрри за имбецилку. Ее охарактеризовали как тупую и импульсивную, подверженную психозам, «галлюцинациям и вспышкам гнева» – одним словом, персону деградирующую и ведущую беспорядочную половую жизнь. Судья – друг приемной семьи Кэрри – ожидаемо подтвердил диагноз «слабоумие»: ну а что, яблоко от яблони… Не прошло и четырех лет после решения суда по «делу» Эммы, как 23 января 1924 года в ту же колонию определили Кэрри[274].

28 марта 1924 года[275], ожидая отправки в Линчбург, Кэрри родила дочь Вивиан Элейн. Следуя закону штата, Вивиан тоже отдали на воспитание в приемную семью. 4 июня Кэрри прибыла в колонию. «Признаки психоза отсутствуют: она читает, пишет и следит за собой», – беспристрастно сообщал отчет. Практические знания и навыки девушки признали нормальными, тем не менее с диагнозом «дебильность средней степени»[276] ее поместили в заключение.

В августе 1924-го, через несколько месяцев после прибытия в Линчбург, Кэрри Бак по инициативе доктора Придди[277] вызвали к руководству колонии.

Альберт Придди, провинциальный врач из Кисвилла, Вирджиния, управлял колонией с 1910 года. Кэрри и Эмме Бак было невдомек, что он тогда разыгрывал козырную карту в жестокой политической кампании. Любимым, тщательно взлелеянным проектом Придди была «евгеническая стерилизация» слабоумных. Подобно Куртцу[278] наделенный безграничной властью в своей вотчине, Придди не сомневался, что изоляция «умственно неполноценных» в колониях – лишь временное решение проблемы распространения их «дурной наследственности». Оказавшись на свободе, слабоумные начнут размножаться снова, засоряя и оскверняя генофонд. В стерилизации доктор усматривал куда более надежную стратегию.

Придди нуждался в законном предписании, официальном разрешении открыто провести стерилизацию какой-нибудь женщины на евгенических основаниях: один такой прецедент задал бы стандарт для тысячи последующих решений. Начав прощупывать почву, он обнаружил, что в юридических кругах и в правительстве лидеры симпатизируют его идеям. Не без усилий Придди 29 марта 1924 года[279] сенат штата Вирджиния принял закон, одобряющий стерилизацию по евгеническим показаниям, если подлежащих ей будет отбирать «правление психиатрического учреждения». 10 сентября по настоянию Придди совет директоров линчбургской колонии рассмотрел случай Бак в ходе рутинного заседания. Кэрри Бак тогда задали единственный вопрос: «Не желаете ли высказаться по поводу проведения вам операции?»[280] Ответ состоял всего из двух фраз: «Нет, сэр. Мои люди скажут за меня». «Ее люди», кем бы они ни были, не встали на защиту девушки. Совет удовлетворил ходатайство Придди о принудительной стерилизации Бак.

Но Придди опасался, что проведению евгенических стерилизаций всё еще могут воспрепятствовать федеральный суд и суд штата. С его подачи дело Бак передали в один из судов штата Вирджиния. Если бы суды утвердили принятый закон о стерилизации, у Придди появились бы все полномочия усердно трудиться на евгенической ниве в своей колонии и даже транслировать опыт в другие. Дело «Бак против Придди» рассматривал Окружной суд округа Амхерст в октябре 1924 года.

17 ноября 1925 года Кэрри Бак предстала перед судом в Линчбурге. Она увидела, что Придди привел около дюжины свидетелей. Вначале участковая медсестра из Шарлоттсвилля утверждала, что Эмма и Кэрри импульсивные, «невменяемые и <…> слабоумные». На просьбу привести примеры проблемного поведения Кэрри она ответила, что девочку заставали за «написанием записок мальчикам». Затем об Эмме и ее дочери дали показания еще четыре женщины. Но важнейший свидетель Придди был припасен на потом. Врач без ведома Кэрри и Эммы послал социальную работницу из Красного Креста осмотреть восьмимесячную дочку Кэрри, Вивиан, которая жила у приемных родителей. Придди рассудил, что если Вивиан признают слабоумной, то вердикт будет точно в его пользу. Раз дебильностью страдают все три поколения – Эмма, Кэрри и