Эффект Грэхема - Эль Кеннеди

ночь без перерывов. Кого ты выберешь — плачущую девушку из туалета с потеками от туши или раздражающего парня с акустической гитарой?

Беккет стонет.

— В любом случае, это чистая пытка, приятель.

Шейн откладывает телефон и обдумывает это. Затем он задает Колсону серию вопросов.

— Смогу ли я трахнуть девушку из туалета?

— Нет.

— Могу ли я заказывать песни?

— Нет.

— О чем она плачет?

— Рыдает слишком бессвязно, чтобы ты мог это понять.

— Могу ли я принимать наркотики?

— Нет.

— Алкоголь?

— Одно пиво.

Шейн пожимает плечами.

— Парень с акустической гитарой.

Уилл, отвечающий за пульт, натыкается на канал реалити-шоу, которым одержима Джиджи. Его глаза загораются.

— Йоу. “Вкусовые угодники". Мне нравится это шоу.

— Ты шутишь? — Говорит Колсон. — Это шоу — полное, блядь, безумие. Не выйдет ничего хорошего, если давать детям столько власти.

— Я, обычно, это и говорю, — вмешивается Беккет. — Это закончится только одним.

Шейн смотрит на них обоих.

— Пожалуйста, закончи эту мысль. Какое апокалиптическое будущее ты себе представляешь после реалити-шоу, позволяющего детям судить о блюдах?

Колсон смотрит на Беккета.

— Он этого не поймет.

Беккет кивает.

— Ладно. Мне нужно идти на занятия. — Я хлопаю Колсона по плечу, когда встаю, затем киваю другим парням. — Увидимся позже.

Мои занятия по изучению предпринимательства — единственные поздние в этом семестре. Сначала меня раздражало, что мне приходилось три дня в неделю добираться до кампуса на пятичасовые занятия, но последние несколько раз я встречался с Джиджи после их окончания, и теперь это стало обыденностью. Иногда мы устраиваем поздний ужин. Сегодня она сказала, что хочет принять горячую ванну и попариться. Она повредила плечо во время игры в субботу, и я думаю, это все еще беспокоит ее.

После лекции я еду в тренировочный центр и подхожу как раз в тот момент, когда выходит Остин Поуп. Парень сейчас приходит на дополнительные тренировки, потому что приближается Чемпионат мира среди юниоров.

— Привет, капитан, — здоровается он, но его голова опущена, и он звучит рассеянно.

— Привет. Как проходит тренировка? Готов к большой игре?

— Не очень. — В его тоне сквозит усталость.

Я хмурюсь.

— Что происходит, Поуп?

— Ничего. — Он продолжает отводить глаза. — Наверное, просто нервничаю.

Я понимаю это. Обычно Поуп перед играми тверд, как скала, но здесь ставки намного выше.

— Это страшно, — признаю я. — Знать, что весь мир наблюдает за тобой. Буквально весь мир.

Он на мгновение колеблется, затем говорит:

— Плюс это дополнительное давление.

Я хмурюсь еще сильнее.

— Что ты имеешь в виду?

— Просто все эти статьи о том, что я гей и что я первый открытый игрок-гей, принимающий участие в Чемпионате мира среди юниоров. И тому подобное. Просто заставляет меня чувствовать… Не знаю. Как будто это отнимает у меня талант, что-ли. Мое мастерство как игрока. Я слишком сосредотачиваюсь на своей ориентации, когда это не имеет никакого отношения к игре.

— Я уверен, что они не хотят навредить тебе. Бьюсь об заклад, они просто хотят, чтобы ты был примером для подражания для таких же детей, как ты, — указываю я. — Для парней, которые, возможно, все еще слишком боятся выходить в свет. Это не так уж плохо.

— Я понимаю. Но, как я уже сказал, просто больше давления. Как ты себя чувствовал перед своим Чемпионатом?

— Напуганным до смерти. И, чувак, поверь мне, я знаю, каково это, когда твой талант отходит на второй план. Я сыграл один из лучших матчей в своей жизни, и единственное, что люди помнят, это то, что я сломал челюсть какому-то парню в раздевалке.

— Да, — криво усмехается он.

Я хлопаю его по плечу.

— Ты справишься, Поуп. Постарайся не обращать внимания на весь этот шум.

— Спасибо, Райдер.

Он уходит, а я вхожу в вестибюль. Я замечаю ярко-красные цветы в вазонах возле главного стола, и когда охранник не смотрит, я небрежно срываю один из алых цветков и продолжаю идти. Затем я гуглю в своем телефоне, ухмыляясь про себя.

Десять минут спустя Джиджи входит в зону джакузи, одетая в слитный купальник, который никогда не перестает вызывать у меня желание к ней.

Я протягиваю цветок.

— Вот.

Она вздыхает.

— О боже. Я боюсь спрашивать, но… какой сегодня национальный день?

— Национальный день сладкой ваты. Мне показалось, что ты захочешь его отпраздновать.

Она издает этот мелодичный, женственный смех, и я притворяюсь, что он не производит на меня впечатления, хотя на самом деле все в ней так действует.

Мы устраиваемся на противоположных концах джакузи, и струи воды закручиваются вокруг нас в пенистый водоворот. Мы оба знаем, что произойдет, если мы сядем слишком близко друг к другу, и в кои-то веки ведем себя наилучшим образом.

— Я действительно думала, что к этому времени услышу что-нибудь от сборной США, — ворчит Джиджи. — Типа, зачем Дастину понадобилось обнадеживать меня в Мэне, говоря, что мне не о чем беспокоиться, если они не планировали связаться со мной в ближайшее время?

— Я знаю, это расстраивает, но тебе нужно набраться больше терпения, — советую я. — Я помню, прошла целая вечность, пока они собирали юниорскую сборную мира. — Я слизываю капельку влаги с верхней губы. — Я думаю, что более важный вопрос прямо сейчас — что мы будем делать с Колсоном? Я продолжаю размышлять о том, стоит ли нам рассказать ему о нас.

Черты ее лица напрягаются.

— Вы, ребята, действительно начинаете ладить, да?

— Да. Он мне нравится, — говорю я неохотно.

Она усмехается.

— Это было больно, не так ли?

— Очень. — Я делаю паузу. — Хотя, я не знаю. Может быть, нам пока не стоит ему ничего говорить. Последний месяц доказал, что дух товарищества — это то, что нужно команде. Я не могу все просрать.

— Значит, давай еще немного помолчим. — В ее голосе звучит облегчение.

Раздается звуковой сигнал таймера, и мы вытираемся полотенцем, надеваем шлепанцы и направляемся в сауну. После этого я возвращаюсь в коридор с самым освежающим чувством, нормальная температура мгновенно охлаждает мое лицо.

Лицо Джиджи все еще раскраснелось от пара. Она выглядит такой хорошенькой, серые глаза сверкают, а щеки порозовели, что я забываю, где мы находимся. Я