Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи

В аэропорту нас ждал Джулиус. Он был рад меня видеть.

– Как там Джефферсон? – сразу же спросил он.

– С ним все будет хорошо, – сказал ему дядя Филип. – Я организовал для него особый медицинский уход.

– Багажа нет? – удивился Джулиус.

– Нет, – ответила я. Я не хотела рассказывать о том, что случилось после того, как я сбежала.

– Вот приедем домой, – произнес дядя Филип, беря меня за руку и выводя из здания аэропорта. – Подожди, и ты увидишь, как быстро идет восстановление отеля. – Он сел рядом со мной на заднее сиденье лимузина. – Даже за это короткое время, пока тебя не было, произошли большие изменения, правда, Джулиус?

– Да, сэр.

Пока меня не было? Он вел себя так, слоено я не надолго уезжала на каникулы, навестить друзей или съездить в какую-нибудь школу. Как он может продолжать притворяться? Как я могу? Дядя Филип явно надеялся на то, что этот «небольшой эпизод» (как ему нравилось об этом думать) просто будет забыт, лопнет словно мыльный пузырь. Однако эти надежды улетучились в тот момент, когда мы подъехали к дому и открыли входную дверь. Тетя Бет об этом позаботилась. Она как приклеенная сидела у окна в гостиной и видела, как мы подъехали. Она вся кипела от злости. Ее глаза так горели, что я боялась, как бы она ни спалила меня взглядом.

– Ну что, довольна? – резко сказала она, когда я ступила на порог.

Она шагнула вперед, уперев свои костлявые руки в бока так, что острые локти торчали в стороны. Мне казалось, они могут запросто проткнуть кожу и я увижу ее белые кости. Мышцы на ее шее напряглись гак, что стали отчетливо заметны жилы, а тонкие губы обнажили стиснутые серые зубы.

– Ты рада, что устроила весь этот шум? Ты рада, что мы все тут чуть с ума не сошли от тревоги? А? – заявила она. Ее голос был пронзительным как вопли перепуганных чаек.

– Бетти Энн, – начал Филип, – давай…

Она развернулась и метнула на него такой гневный взгляд, что он тут же закрыл рот.

– Не вздумай начинать уговаривать меня успокоиться, Филип Катлер, – сказала она, размахивая своим кулачком перед его лицом. – Не пытайся защищать ее. Я единственная, которая сидела и ждала ее, не зная, что случилось. Я одна оставалась в неведении. Мне пришлось выслушивать все это от прислуги, которую послали ко мне с известием, словно я второсортная персона здесь.

– Теперь, Бетти Энн, никто не оставит тебя одну. Просто случилось так, что мне пришлось действовать быстро, потому что Джефферсон очень болен и все такое…

– Посмотри, что ты наделала! – заорала она на меня. – Твой брат чуть не умер!

Мои губы задрожали. Я уставилась в пол, пока она бушевала.

– Мы пережили все это горе, трагедию, одно за другим. Все старались как-то с этим жить, старались изо всех сил восстановить хоть немного обычное состояние наших разбитых жизней, а ты… ты – гадкая и избалованная…

– Я не гадкая и не избалованная! – крикнула я в ответ, мой позвоночник выпрямился, как стальной прут. – Это чьи жизни были разбиты? Уж, конечно, не ваши!

– Угу. – Она покачала головой. – Угу. – Она холодно улыбнулась. Это была болезненная улыбочка. – Я не ожидала, что ты раскаешься. Я не думала, что тебя заденет та боль, которую ты причинила нам. Ты думаешь только о себе. – Ее улыбка быстро исчезла. – Ну, теперь ты под нашим присмотром. Мы отвечаем за тебя и твое поведение. Ты совершила плохой поступок и должна быть наказана. Ты будешь заперта в своей комнате, а там посмотрим. Ты можешь спускаться вниз только, чтобы поесть, затем ты должна сразу подняться назад, слышишь? Ты не будешь отвечать на телефонные звонки, не будешь звонить сама, и тебе не разрешается принимать посетителей. И позволь мне предупредить тебя, молодая леди! – Она повертела перед моим лицом своим длинным костлявым пальцем. – Даже не думай о том, чтобы нарушить мои правила. Отправляйся наверх! Живо! – приказала она, указывая на лестницу.

Я взглянула на дядю Филипа, который, казалось, был подавлен ее вспышкой гнева, и я стремительно прошла к лестнице. По дороге к себе в комнату я увидела, что дверь в комнату Джефферсона открыта. Из нее с самодовольным видом выглядывал Ричард.

– Что ты уставился? – резко спросила я.

Он продолжал улыбаться, но закрыл дверь. Я бросилась к себе в комнату, кипя от злости. Как она смеет так разговаривать со мной? Мне следовало бы рассказать ей, почему я убежала. Это бы ее сильно поразило, и она не смогла бы разговаривать несколько дней, а когда бы попыталась, то начала бы заикаться. Мне стало легче от того, что я могу уничтожить ее, рассказав правду в любой удобный момент. Но стоило моему гневу утихнуть, я поняла, что объявить о том, что сделал со мной дядя Филип, будет нелегко. Это и меня заденет. Это – палка о двух концах, как и все орудия мщения.

Нет, лучше будет не обращать на нее внимания, думала я, представить, что ее не существует, никого из них нет на самом деле. Я буду терпеть их, пока Джефферсон не выздоровеет, и тогда я придумаю еще что-нибудь. У меня сейчас не было другого выбора.

Но было много других причин, по которым я была рада снова вернуться домой, снова увидеть свою комнату и плюшевых зверюшек, которых мне дарили мама и папа. Было чудесно снова вдохнуть запах моего постельного белья, причесываться своей расческой за своим туалетным столиком. Моя комната была полна и приятными воспоминаниями, всеми теми, что напоминали мне о том времени, когда я была с папой и мамой.

Я была опустошена. Теперь, когда я больше никуда не ехала, когда я очутилась в своей комнате, события последних двадцати четырех часов навалились на меня. Все эмоции, напряжение, страх и тяжелое испытание снова вернулись ко мне, утащив меня в море усталости и вытянув из моего тела последние силы.

Я начала раздеваться, чтобы лечь, но когда я подошла к шкафу, чтобы повесить свою одежду, меня встретил еще один сюрприз. Мое чудесное платье, которое я надевала на день рождения, было разрезано надвое. Оно лежало на полу, как смертельно раненая чайка, раскинув плечи корсажа как два крыла. Оно было разрезано от горловины, а пышная юбка была оторвана и искромсана на клочки. Казалось, платье подверглось нападению какого-то безумца.

– О, нет, – заплакала я и, опустившись на колени прижала к себе обрывки платья. – О, нет! Нет!

Дверь моей комнаты распахнулась.

– В чем дело? Почему ты кричишь? Ты знаешь сколько сейчас времени? – спросила тетя Бет.

– Взгляни, – сказала я, поднимая платье. – Посмотри, что сделали твои драгоценные и особенные близнецы.

Она взглянула на платье и усмехнулась.

– Уверена, что никто из них на подобное не способен. Они подобного не делают. В любом случае – это только твоя вина, – она скрестила руки на груди и выпрямилась как несгибаемый стальной столб. – Если бы ты не убежала, то смогла бы позаботиться о своих вещах, так ведь? А теперь прекрати крик и ложись спать, – добавила она и закрыла дверь. Затем я услышала, как повернулся ключ в замке, и поняла, что заперта в собственной комнате.