Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи

– Я люблю тебя!

Он кивнул и, повернувшись к дяде Филипу, взял у него билет.

– Если ты хоть что-нибудь сделаешь ей… хоть что-нибудь, – предупредил он. Дядя Филип покраснел.

– Не угрожайте мне, молодой человек, – сказал он и повернулся к доктору. – Ребенок еще.

Доктор кивнул.

Опустив голову, Гейвин направился по коридору к выходу.

– Гейвин! – закричала я и бросилась к нему. Мы обнялись.

– Только позвони мне, – прошептал он, – и я найду способ приехать. Я клянусь.

Он поцеловал меня и заторопился к выходу. Я посмотрела на Лютера и Хомера, которые оказались свидетелями этого противостояния. На лицах было сопереживание и печаль.

– Спасибо, Лютер, и, пожалуйста, передай тете Шарлотте благодарность за все. Джефферсон напишет тебе, Хомер, как только ему станет лучше. Я обещаю. И скоро мы вернемся навестить тебя.

Он улыбнулся. Медленно я вернулась к дяде Филипу. На его лице была гримаса, растянутая в улыбку от уха до уха.

– Кристи, – сказал он. – Мы все исправим. Тетя Бет с нетерпением ждет твоего возвращения, и близнецы тоже. Все теперь будет хорошо. Все будет по-прежнему. Я обещаю, – его глаза заблестели. – Все будет по-прежнему, словно ты никогда не убегала.

В объятиях прошлого

После того, как дядя Филип сделал все распоряжения по транспортировке Джефферсона в больницу в Вирджинию Бич, мы отправились в Катлерз Коув. Это была самая долгая поездка в моей жизни, даже несмотря на то, что мы летели самолетом. Мне было неуютно быть рядом с дядей Филипом. Хотя он был красив и выглядел безупречно и ухоженно, он всегда теперь будет казаться безобразным и грязным. Большую часть пути он вел себя, словно между нами ничего плохого не произошло. Он говорил и говорил об отеле Катлерз Коув, о том, как хорошо идет его восстановление. Затем он сообщил, что убедил близнецов учиться музыке.

– Я нанял твоего преподавателя по фортепиано, – сказал он. – Теперь, когда ты вернулась, может, поддержишь их в этом начинании и время от времени будешь давать им указания. Я не ожидаю от них таких же успехов, как у тебя, но хоть они будут заняты чем-то полезным во время каникул.

В самолете я сидела у окна, повернувшись спиной к нему и глядя в темноту. Изредка, когда мы пролетали мимо просветов в облаках, я видела звезду. Казалось, что она падала все дальше и дальше, или я сама удалялась от нее. Я увидела другой самолет, гораздо выше нашего, следующий в другом направлении, и мне захотелось очутиться в нем.

– Я знаю, близнецы будут счастливы снова увидеть тебя, – продолжал дядя Филип. – И Мелани, и Ричард очень расстроились, когда узнали, что вы с Джефферсоном убежали ночью.

– Сомневаюсь, – пробормотала я. Не знаю, слышал ли он меня или нет.

Он просто болтал, чтобы заглушить молчание, в котором столько лжи, уже позабытой им.

– Конечно, твоя тетя Бет просто места не находила себе из-за волнений. Она не могла есть эти дни и так похудела. Мы с ней чувствовали ответственность за тебя и Джефферсона так же, как и за наших собственных детей. А теперь, когда ты вернулась, я обещаю тебе, что все изменится.

Я взглянула на него. Дядя сидел, не двигаясь, на своем месте, глядя прямо перед собой, словно я сижу напротив него, а не рядом. Но его глаза застыли и казались остекленевшими. Он походил на человека, который заснул и разговаривает с самим собой.

– Да, все изменится. Мы научимся жить вместе. Это потребует времени, чтобы привыкнуть, как все, что так важно для нас. Мы наделали ошибок. Судьба грубо и сурово швыряла нас, но мы будем с этим бороться. Быть сильными – это у нас в крови. – Он прищурился и, посмотрев на меня, улыбнулся. – Кстати, у нас новая кухарка. Мы заменили миссис Стоддард. Она не очень-то сходилась во мнениях с Бетти Энн. Знаешь, как тяжело было в эти дни, не имея возможности надеяться на чью-либо помощь. Все считают себя управляющими и начальниками, а не подчиненными. Управление домом я передал Бетти Энн. Она более сведуща в этом. У меня просто не хватает терпения из-за напряженной работы в отеле.

Наконец он перестал болтать и бессмысленно уставился вперед. Я откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, но, немного погодя, я почувствовала, как его рука легла на мою. Я открыла глаза и увидела, что он разглядывает мое лицо.

– Кристи, о, Кристи, почему ты убежала вот так? Я не хотел обидеть или напугать тебя и уж, конечно, не хотел прогнать тебя прочь, – прошептал он.

– А что ты ожидал от меня, дядя Филип? – спросила я, с отвращением качая головой.

– Мы же пообещали друг другу. Я думал, ты сдержишь свое обещание.

– Обещание? Какое обещание?

– Ты не помнишь? А я помню. – Он закрыл глаза и улыбнулся. – У нас был договор. Мы обещали на вечные времена доверять друг другу и полагаться друг на друга, рассказывать друг другу то, что не расскажешь никому. Я же говорил тебе, – продолжал он, снова повернувшись ко мне и положив свою руку на мою, – если что-либо огорчит тебя – расстроит и меня, а что обрадует тебя – то порадует и меня. Разве ты не помнишь? Мы скрепили это поцелуем, – сказал он, – чудесным теплым поцелуем.

Я действительно вспомнила, как это происходило в моей комнате, но все это было его выдумкой. Я ничего не говорила. Я была слишком поражена и смущена таким выражением его чувств.

– Если тебя что-то не устраивало, тебе следовало бы прийти ко мне, – говорил он. – Тебе следовало бы постучаться ко мне в дверь и все рассказать, и я сделал бы все, чтобы решить твою проблему.

– Решить проблему?

Только что это для него означало – просто небольшая проблема?

– Да, я говорил тебе это много раз. Я здесь – для тебя. И, конечно, для Джефферсона. Как только этот доктор позвонил мне и я услышал о том, что случилось с Джефферсоном, я, ни минуты не теряя, бросился из дома, не сказав ни слова Бетти Энн. У меня на это просто времени не было, я попросил Джулиуса это сделать за меня. Я был нужен вам с Джефферсоном. Я быстро собрался и вылетел за тобой. И вот мы снова вместе, – заключил он, улыбаясь. – Ты в безопасности. Ты всегда будешь в безопасности рядом со мной.

Я уставилась на него. Просто ли он притворялся или действительно забыл о том, что он со мной сделал? Мне так хотелось напомнить ему об этом, обрушить это на него, но вместо этого я отвернулась, закрыла глаза и представила, что я – улитка, которая плотно закрылась в своей раковине. Если я крепко стисну себя и буду думать о чем-нибудь другом, мне удастся оградить свою жизнь от него, думала я. Я буду смотреть на него, когда он говорит, буду кивать, но не буду его слушать и видеть. Через некоторое время он будет для меня невидимым, словно привидение. Я даже дойду до того, что, когда он дотронется до меня, я этого не почувствую.