Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

Я впитываю некоторые истины и свыкаюсь с ними без особого сопротивления. Например, что утешение — это не про инфантильность. И когда тебя обнимают, гладят, усмиряя внутренний разъеб, ты будто на подзарядке, батарею заполняешь особым электричеством — энергией человека, который тебе дорог. Что уровень мужественности — это не про деньги, а про ответственность. Первых у меня пока мало, но я знаю, что достигну планки, поставленной себе в приоритет. А вот ответственности — в самый раз. За Шипучку, за нашу жизнь, за качество этой жизни.

Ответственность — как раз то, с чего и началась эта история. Моя невъебенная интуиция, толкающая к Лус, и мой похуистичный настрой, заставляющий брать вектор на скоротечность эпизода. И эта борьба долго херачила во мне. Я стремился скорее отделаться от девчонки с нереальными глазами, считая её божьим наказанием, а она врывалась в мою повседневность порывом сметающего с ног ветра и вынуждала фокусироваться на ней снова и снова.

Бля, да я даже когда с ней съезжался, клято верил, что это ненадолго. Рассуждал сухо: вот узнаю точно, что справляется, угроз нет, и свалю к чертям. Деда её крыл мысленно выразительными эпитетами, ну как можно отпустить такую бедовую одну в столицу?.. Считал, что выполняю его миссию. Герой, мать вашу.

При этом сам себе на вопрос, на кой хрен оно мне надо, не мог дать внятного ответа. Казалось, что-то не доделал, веду работу над ошибками. Словно тогда, бросая её в больнице, я свинтил несвоевременно, вот и расплачиваюсь двойной дозой…

Тулил правду, запихивал куда подальше, а всё проще простого — тянуло меня к чеканушке свирепо. Буксовал, блокировал посылы. Чеку снесло, когда угрозу потери почуял, увидев с ней малого… Тасовал какие-то тухлые расклады, мешать её счастью, драть твою, не хотел…

Оглядываться на себя без фейспалма невозможно.

А теперь — она рядом. Она — моя.

От мысли этой — горячо, остро и сладко в равных пропорциях.

Не глядя нахожу руку Лус и переплетаю наши пальцы. Тут же реагирует, оборачиваясь ко мне:

— Ты не устал?

Переживает, что после сотряса слишком рано сел за руль, да еще и путь неблизкий. Постоянно встревоженно рассматривает меня, мелкая.

— Давай свернем к морю? — выдаю вместо ответа. — Тут как раз скоро нужный поворот.

— К морю? Сейчас?

— На день. Солнечные ванны примем и завтра снова в путь… — тапаю по дисплею телефона, время только десять утра, суток на отдых нам вполне прилично хватит.

— Ты хочешь? Правда?

— На дикий пляж хочу. Ты и я. Затащить тебя голенькой под воду и надругаться…

— Не посмеешь, чистюля сахарная! — дразнит насмешливо. — В морской воде ведь столько гадости… вирусы, инфекции…

— На слабо берешь, Шипучка?.. — посмеиваюсь и подношу её ладонь к губам.

Целую. Языком на запястье заклинания расчерчиваю.

Замолкает моя бойкая. Дышит глубже.

Завожусь сам.

Лус выдергивает руку и с помехами в голосе бубнит:

— За дорогой следи, Ихтиандр…

И слежу.

Через пять минут по указателю съезжаем к Краснодарскому краю. В придорожном гипермаркете затариваемся едой, покупаем плед и пару широких полотенец. Еще через три часа, отыскав ближайший по отзывам местных чистый пляж, прикатываем в небольшой поселок.

Песчаный берег действительно уютно опрятный, нетронутый мусором. Людей очень мало, несколько семей, одна из которых варганит шашлык на одноразовом мангале.

Останавливаемся в тени деревьев подальше от всех.

Лус стелет купленный плед, раскладывает лоточки с закусками, напитки. Выносит клетку с кроликом и сует тому морковку. Зверек прожорливо хрустит и пялится на волны перед собой.

Я оставляю одежду в салоне машины, остаюсь в трусах. Шипучка на заднем сидении переодевается в шорты и майку. Ни у кого из нас нет пляжных принадлежностей.

Солнце слепит, море теплое, сплошной кайф. Настоящий бархатный сезон.

Девчонка почти ничего не ест, рвется к воде. Забегает, беря разгон, и хохочет от восторга. А еще утром неодобрительно отнеслась к идее сделать перевал на день. Я лежу, подпирая голову согнутой в локте рукой и с улыбкой наблюдаю за её детской радостью.

Блядь… счастье рвет нутро.

Закидываю своего тезку — бывшего тезку — Диего обратно в «Вольво», чтобы не сдох под прямыми лучами, и несусь к Лус.

Захватываю и пытаюсь воплотить в реальность план сексуального вероломства.

— Скучал, — признаюсь, нахрапом завоевывая вкусные губы.

Сначала я был не в состоянии, потом у неё цикл… Кажется, вечность не прикасались друг к другу.

Пиздец… как же ебашит предвкушением.

Лус обнимает меня за шею, я приподнимаю её за ягодицы. Скрещивает ноги на моей пояснице. Вжимаюсь в неё под толщей, демонстрируя степень своего желания.

— Барс, ну смотрят же, прекрати… — отбивается, восстанавливая дыхание.

Отплывает. Несусь за ней. Ловлю. Снова упускаю. Вопит, когда дергаю к себе, цапая то за лодыжку, то за плечо, то за талию. Плаваем, дурачимся. Ничего вокруг не замечаем, предаваясь игре. Брызги летят. Визг и смех разносятся рокотом.

Беспечные такие. Живые. Заряженные…

Так увлекаемся, что пропускаем внезапную смену погоды. Солнце будто по щелчку исчезает, уступая небо тучам.

Но нам некогда это замечать.

Я примагничиваюсь к её губам в очередном украденном поцелуе и… так и остаюсь прикованным к ним, не имея силы воли оторваться. Как приклеенный. Меня ведет от неё люто.

Шипучка, задыхаясь, сладко стонет мне в рот, и я просто… в разъеб. Разум молотит в труху. Стискиваю, придавливая к груди, расплющиваю девчонку, в себя вгоняю словно. Даже не клеточно, блядь, нет, — атомами, сука!..

Сожрать готов. Рык звериный вибрирует в горле.

Атакую пряный бархатный язычок, высекаю импульсы, разжигаю обоюдный огонь. Бьюсь в её промежность пахом, бомбит невозможно, кайф разлетается болезненными нитями по животу.

Пиздец как вштыривает…

Мозг в утиль.

— Барс, — лепечет нектаром. — Барс…

На секунду… всего на секунду отлепляюсь от Лус и в ахуе разглядываю разгорающуюся стихию. Капли дождя лупят по нам и рассекают морскую поверхность, как автоматной очередью. Гром гремит прямо над головами, на пляже ни души. Вода холодная, серость стелется и темнеет стремительно.

Но нам жарко адски. Плавимся.

Сумасшедшие. Чеканутые, мать твою…

Дикость несусветная — в любой миг рискуем сдохнуть от рандомной молнии, но ни один из нас не выказывает здравомыслия, не спешит к берегу…

Возвращаю взгляд к Шипучке. Девочка моя отзывчивая, потерялась вся в эмоциях. Глаза — пожар, искры мечут, палят меня, сжигают…

Висну в агонии.

Она запрокидывает лицо, позволяет ливню бить по нему тугими струями. И улыбается. Как же она улыбается… Открыто, страстно, одуряюще красиво.

В самое сердце расшибающим снарядом.

Меня замыкает на этой картине.

Безликий мир смолкает. А мои внутренние процессы громят пространство мощью похлеще внешних штормов.

Здесь и сейчас, находясь на волоске от возможной собачьей нелепой смерти, осознаю вдруг кристально ясно: я, блядь, готов… готов умереть вот так. С ней. За нее. Во имя. Ради. Как угодно.

Сука, да меня совершенно не трогает эта мысль — расстаться с жизнью. Не испытываю страха. И полностью отдаю себе отчет в том, на что подписываюсь.

Это не просто слова, рожденные в черепной коробке на кураже. Это — не сила момента и не мимолетный настроенческий флер.

Это — моя нерушимая клятва.

Мой выбор. Моя молитва. Моё всё.

Она.

— Люблю тебя… — фейерверком душу колошматит. — Я люблю тебя, Лус… Люблю, родная… Так люблю тебя, так люблю…

Шипучка медленно опускает на меня взгляд. Шпарит восторгом в глазах. Счастьем неразбавленным. Нежностью. Любовью…

Суставы скручивает к херам, легкие жжет адово, грудную клетку топит безмерной благодарностью… к девочке, которая давно впустила меня глубже, чем я когда-либо мог рассчитывать.

«А за что тебя не любить?». «Ты лучший». «Ты мой герой».