Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

А Таривердиев, бубенчатый-старший, на «бубенчиках» потерял связь с действительностью и скончался от смеха. На радостях, видимо.

Уверена, этот кабинет нас запомнил надолго.

Вообще… мы давно планировали беременность. Точнее, перестали препятствовать ей. Отказались от контрацепции и пустили это дело на самотёк несколько лет назад. Я еще училась, а Барс только укреплялся в профессии. Но нам обоим показалось, что мы готовы.

Жизнь распорядилась мудрее.

Беременность наступила, когда муж твердо встал на ноги — раскрутил собственную практику в столице, упахиваясь волом, а я — окончила универ и примкнула к одной неоклинике по профилю. Мы пока не чувствуем потребности переезжать в родные пенаты, но товарищ стоматолог подумывает о филиале, ведь то подаренное дедушкой помещение до сих пор пустует. Семьи не давят на нас и уже давно не настаивают на возвращении. Общения нам хватает, мы регулярно ездим друг другу в гости. Успеваем соскучиться, и проведенное вместе время от этого только волшебнее.

Наверное, малыш нам дался, когда мы оказались в точке, где больше не было места прошлому. И никто из нас не велся на внешние триггеры. Этот процесс, увы, протекал долго, но результат закрепился отлично.

Принять житейские истины легко только на словах. А на деле — адски тягостно. Ты проходишь через собственное погребение и возрождение, чтобы начать дышать свободно. Осознать, что в этой жизни есть место всему.

Так я решилась однажды побывать на могиле человека, считавшегося моим отцом. Смотрела в понурые глаза на камне перед собой и представляла, каким бы он мог быть, выбери иной путь?.. Чувствовала пустоту и отрешенность. Муж признался, что проживал те же ощущения у надгробной плиты своего отца. И что это нормально, мы ведь никак не обязаны их понимать и оправдывать. То был их выбор. Остается только свыкнуться с ним.

Странно, но мне стало изумительно спокойно. Я даже не подозревала, что ношу с собой угнетающий груз, пока не съездила на кладбище. А после — словно всё лишнее автоматически отсеклось.

Невероятной новостью стало замужество мамы. Я проживала потрясение и долгое время не могла определиться, как отношусь к изменениям на ее личном фронте. Может, ревность… а, может, элементарная тревога за любимого человека, но первые полгода неожиданного брака я воспринимала это событие в штыки. А потом… замечая счастье и умиротворение в родных глазах, выдохнула, и меня отпустило.

Бабушка Нора прошла курс лечения сразу после нашей свадьбы. Мы тогда под предлогом помощи в переезде забрали ее с собой, а уже на месте буквально силком затащили к врачу. Ей пришлось пройти облучение, а нам — чутко ухаживать за ней, чтобы поднять на ноги. Дни, которые я не хочу вспоминать. И до сих пор мы тщательно следим за ее здоровьем, исключая рецидивы.

В целом, всё прекрасно и идет своим чередом.

Иногда у нас с Барсом возникают конфликты, но мы научились разговаривать и находить компромиссы. Хотя… этот сахарный чистюля бывает невыносим. Он бессовестным образом запретил мне забирать Диего обратно в Москву. Дотошно перечислял названия болезней, переносчиками которых выступают эти милые кролики. Как я бесилась!

Табу на любое домашнее животное!

— Тебе хватит и меня, — заявил тогда Таривердиев нагло. — Заботься и тискай, я только рад.

— Аргумент, — отразила мстительно. — Ты же мое тотемное животное, пушистый.

Ой как нас замкнуло. Как мы разругались… и как мы мирились.

И я позже всегда старалась сохранять этот градус страсти между нами. Придумывала что-то, встречала его с работы нарядная, устраивала вечера массажа, стриптиза и других непотребств, позволительных супругам. Мне не хотелось, чтобы быт притупил чувства, чтобы мы приелись друг другу, переросли в привычку. Я просто брала за основу психологию изобилия и давала Барсу всё, что могу.

И даже больше.

Как и он, генерирующий мое счастье ежедневно.

Барс

Каждый раз, когда беру на руки своего сына, понимаю, что я заведомо беспомощен перед ним. Я не застрахован от ошибок, какой бы мудростью не зарастал в течение прошедших лет семейной жизни. Боязнь недолюбить, чего-то недодать и сделать больно пульсирует за грудиной неотрывно.

Пусть сейчас я не тот пропащий парень, повернутый к миру дикими иглами, но всё еще помню свои раны. Как пацан, которому не доставало живого участия и родительской отдачи, я загоняюсь, чтобы мой ребенок вырос в сытости заботой и вниманием.

Лус шутит, что послеродовая депрессия настигла меня вместо нее. Успокаивает, усмиряет мои внезапно вылезшие страхи. Она не смеется над ними, не умаляет их значения. Излечивает разговорами, лаской и теплом.

— Просто люби его, Барс, и будь примером, — повторяет из раза в раз. — А если, по правде, то ты давно им стал, примером. Выдыхай, родной.

И я верю. Попадаю под огненный обстрел желтых глаз, ширюсь в незыблемой мощи её веры в меня и… выдыхаю.

Где-то вычитал, лучшее, что отец может сделать для своих детей, это любить их мать. Если эта схема действительно рабочая, то мы с Шипучкой хакнули эту жизнь в плане воспитания потомства. Потому что эту девчонку я не люблю — боготворю каждым вдохом.

Мы друг другу опора, щит и поддержка.

А напоминание о пройденном нами пути висит в квартире на самом видном месте. И гласит:

«Я то, что с собой сделал, а не то, что со мной случилось.

К. Г. Юнг».

Конец