Юлия Кова - #20 восьмая

— Садись, Алексей. — И он всегда очень правильно произносил моё имя.

— Кристоф, что-то случилось? — Я сел, небрежно закинул ногу на ногу.

Жабьи веки Кристенссена дрогнули. Он посмотрел на кисти своих рук, потом перевёл взгляд на меня.

— Алексей, — тихо, своим шелестящим голосом, начал он, — есть разговор перед тем, как мы поговорим про «Ирбис». Этот разговор очень простой, и, я надеюсь, короткий. Потому что мы с тобой очень давно знакомы. Нас много лет связывает общий бизнес и одно общее дело. А теперь рядом с тобой есть и моя дочь, Магда. Не могу сказать, что я очень рад этому, — пауза, — но я с этим смирился, потому что это выбор моей девочки. Однако, есть то, с чем я никогда не смирюсь. Я не позволю сделать мою дочь несчастной.

— Разве Магда несчастна? — с фальшивой искренностью возразил я. — Мне казалось, мы с Магдой прекрасно ладим.

Кристоф сидел неподвижно, не сводя с меня глаз.

— Вы ладите, потому что Магда любит тебя, а ты достаточно сообразителен, чтобы этим пользоваться, — отрезал он. — И осторожен. И именно по этой причине ты должен поставить точку в некоторых твоих историях.

— Простите, в каких историях? — Я аккуратно снял с серой брючины несуществующую пылинку. Кристоф откинулся в кресле, снова взглянул на свои руки, точно хотел получить у них совет, что же со мной делать. Поднял на меня свой знаменитый взгляд, отдающий могильным холодом.

— Магда знает о твоих связях, — веско сказал он. — О том, что у тебя есть любовницы.

Я почувствовал себя так, точно с разбегу врезался в кирпичную стену.

— Так что сделай правильные выводы, Алексей, — разглядывая моё лицо, продолжил добивать меня Кристенссен. Речь его лилась плавно. Выдавал его только голос. Холодный, без модуляций, он всё равно подрагивал. — Видишь ли, Алексей, в это трудно поверить, но я и сам был молодым. Было и безумие. И увлеченность. Были и романы… А потом я встретил мать Магды. Анна была правильно воспитанной женщиной и умела закрывать глаза на некоторые мои истории. Потому что Анна понимала: я знаю разницу между этими историями. А ты, — и тут впервые за все время нашего разговора Кристоф подвигал пальцами, — и ты, прежде чем войдёшь в мою семью, тоже должен усвоить разницу между этими историями.

— И в чём же разница? — Я уже начал приходить в себя.

— В том, что истории бывают или длинными, или короткими. Короткие истории очень быстро заканчиваются и не имеют продолжения. А у длинных историй — длинные следы. И имена. Например, Света, Оля, Юля… Мне стоит продолжать этот список?

«Кто меня сдал? Водитель? Портье? Кто? Его «безопасники»? Впрочем, какая разница. Играть — так играть.» Я выпрямился. Положил руки на стол, отзеркалив позу Кристенссена.

— Извините, Кристоф. Да, я усвою ваш урок, — задушевно сказал я, — и сегодня поставлю точку в своих длинных историях. А что касается коротких историй, то тут есть одна небольшая проблема.

— Какая? — поднял на меня взгляд Кристенссен. В глубине его глаз сверкнул очень недобрый огонёк.

— Мы с Магдой пока не женаты.

— Но ты с ней… спишь, — нахмурился он.

— Возможно, — я не стал спорить. — Но обсуждать с вами нашу с Магдой постель — это дурные манеры.

Кристоф помолчал. Посмотрел на свои пальцы, которые начали оживать, двигаться, искать, чем зацепить меня. Я терпеливо ждал — я не люблю паузы, но, при необходимости, умею их держать. Сузив зрачки, я наблюдал за стариком, который пытался меня контролировать. Который почти подмял меня под себя. Старик поднял веки. В его глазах полыхала ненависть, но Кристоф кивнул мне. И я решил, что в этот раз я у него выиграл.

— Кристоф, это всё, что вы хотели мне сказать? — преувеличенно вежливо осведомился я.

— Почти, — Кристоф поймал мой взгляд. — Но запомни: с этого дня никаких длинных историй. И ещё. Если ты бросишь мою дочь — я уничтожу тебя... Может быть, даже буквально…

— Так мы встретимся в «Каструп»? — вернул меня на землю пронзительный голос Магды.

— Безусловно. Конечно, приезжай. Я буду очень рад. Очень.

Магда отключилась первой. Я нажал на «отбой», посмотрел на часы: пора было на регистрацию. Собрался подхватить свою сумку, когда отловил взглядом лихо подъехавший ко входу «Porshe Cayenne». Представив себе толчею, которая сейчас образуется в «вертушке» стеклянного входа, вздохнул и притормозил. Пусть пройдут. Вытащил новую сигарету. Краем глаз отметил, как из машины выпрыгнул какой-то чел примерно моего возраста, но — с зонтиком. Чел открыл дверцу и выпустил из автомобиля девушку. Джинсы, куртка, ботинки. На голове — шапочка. Так, ничего особенного. Девчонка не зацепила меня. Я уже готовился чиркнуть зажигалкой, когда желтая свеча раструба фонаря облила лицо девушки светом, и я замер: в каплях дождя стояла она, Ларионова... Дурачась, она запрокинула голову и приоткрыла рот, ловя прозрачные капли. Серебристый дождь приземлился ей на губы, и Ларионова облизнула их. Язык был розовым, движение — мимолетным, но я замер. «Кошечка, — пронеслось в голове, — сладкая… кошечка…» Сердце исполнило сальто, и дикое, мучительное желание пронзило сразу, как мощный удар, исполненный мне прямо в пах. Как тогда, в коридоре «Systems One».

— Лен, возьми зонт, — помог мне очнуться её чел.

Опомнившись, я потянул ко рту сигарету. Но оказалось, что я сломал её, стиснув в кулаке. Чертыхнувшись, отбросил сломанную сигарету в сторону. Ларионова приняла поданный ей зонт, а чел потащил из багажника аккуратный «Самсонит». Поставил чемоданчик на землю, вытянул длинную ручку и вручил её Ларионовой. А до меня донеслось повелительное:

— Лен, обожди меня здесь.

— Хорошо, Макс, как скажешь.

Так значит, это — её архитектор? И он любит командовать? А она? Или ей больше нравится подчиняться? Но в «Systems One» Ларионова отбивалась от меня просто с кошачьей яростью. Тогда в чём дело? Во мне? Я сузил зрачки, разглядывая того, кого она выбрала. Высокий. Как я. Широкоплечий. Как я. Но — более массивный. Старше меня лет на семь. Тяжёлый. Уже «поплывший»: ленивая сила и взгляд вечного баловня судьбы. Он мне не понравился. Мы были разными — по жизни, по натуре. По сути, по характеру. Но самое главное отличие между нами лежало в нашем отношении к женщинам. Я был охотником, а он позволял на себя охотиться. Мы только в одном совпадали — ему и мне очень нравилась маленькая Ларионова.

Между тем архитектор уселся за руль и направил свой «Porsche» в сторону парковки. А Ларионова достала из кармана миниатюрный чёрный кожаный дамский портсигар. Вытянула тонкую сигарету и с наслаждением затянулась. Пока я размышлял, пройти ли мне мимо неё, чтобы поздороваться, чел-архитектор Макс успел вернуться, уцепить за ручку «Самсонит», приобнять Ларионову и, позволив ей толкнуть для него стеклянную «вертушку» дверей, потопал в зал ожидания. Выждав пару минут, я отправился следом. Держась на расстоянии, я наблюдал за ними. Я хотел понять, почему она его выбрала. Архитектор по-хозяйски сдал «Самсонит» на стойке регистрации, взял Ларионову за руку и повёл её в кафе на втором этаже. Сам выбрал столик, но услужливо отодвинул ей стул, подождал, пока она усядется первой. Заняв место у лестницы и, косясь на них в висевшее на стене зеркало, я смотрел как этот Макс заказывает ей кофе. Не выдержал я только, когда Ларионова принялась шутливо вытирать своему архитектору «молочные усы» от капучино. Я поднял сумку, чтобы уйти. Последнее, что я услышал, было: