Святоша (СИ) - Резник Юлия

Усадив дочь в автокресло, Ида уселась за руль. Сдала задом, выкрутила колеса и вдруг заглохла. Я усмехнулся. Неторопливо затушил сигарету и подошёл, постучал костяшками по стеклу.

– Проблемы?

Ида повернула голову. В её взгляде мелькнула смесь усталости и раздражения.

– Аккумулятор, наверное.

– Шутишь? Тут явно что-то другое. Вызывай эвакуатор. Я тебя подвезу.

– Обойдусь. – Ида потянулась к телефону, но, похоже, осознала, что ждать эвакуатор в такой мороз с годовалым ребенком – идея так себе. Вздохнула. – Ладно. Буду должна.

– Перестань, – отозвался, распахивая перед ней пассажирскую дверь отцовского Патриота.

– Ой, автокресло же надо достать! Сейчас…

В общем, как-то да разместились. Ида уселась к дочке на заднее сиденье, машинально пристегнулась и отвернулась к окну. Я покосился на ребенка. Дашка сидела в автокресле и внимательно смотрела на меня через отражение в зеркале. Смешная. В розовой шапке, наползшей на лоб, и щеками, лежащими на воротничке белоснежного комбинезона. Подмигнул ей. Дашка, застеснявшись, отвернулась.

Ехали преимущественно молча. Негромко играло радио, по которому целый день гоняли один и тот же новогодний плейлист.

– Павел… – окликнула Ида на подъезде к дому.

– М-м-м?

– Я должна извиниться. Ты, наверное, действительно преследовал благие намерения, а я… Я вела себя как настоящая стерва.

Я хмыкнул, покосившись на Иду. Ее щеки порозовели – видно, ей весьма нелегко дались эти слова. Об этом свидетельствовали и поджатые губы, и взгляд, устремлённый вдаль, и морщинка между насупленными бровями.

– Честно? Я бы удивился, если бы было иначе, – сказал спокойно.

– Тогда представляю, как тебя удивила моя свекровь. – В голосе Иды послышалась неприкрытая ирония.

– На самом деле я рад, что она не стала артачиться. Теперь моя совесть чиста. А у вас, выходит, не лучшие отношения?

– Да нет. Я просто не ожидала, что Лариса Юрьевна станет выкручивать мне руки с этим наследством, – Ида потрепала дочь по щеке. – Еще раз извини, что так вышло. И спасибо.

– Пустяки. Я же сказал.

– Ну, если для тебя такая сумма – пустяк, то я завидую физикам-ядерщикам. Если, конечно, ты не соврал насчет того, чем зарабатываешь на жизнь. – Ида прошлась по мне испытывающим взглядом.

– Зачем мне врать? Я действительно последние пятнадцать лет работаю в *-атоме. На разных должностях.

– Ты же говорил, что работал за границей! – сощурилась Ида. То, как она пыталась меня подловить, было даже забавно.

– Угу. У *-атома куча проектов за бугром. Мы же в том числе строим атомные станции…

– Хм, ясно.

Смешная. Ее разочарование было таким сильным, что его, казалось, можно было потрогать.

– Ты очень недоверчивая, Ида.

– Просто удивительно, что вы с этим… такие разные.

– Мы с ним почти незнакомы. Так вышло. Меня воспитывал отец – отцы у нас разные, я, кажется, упоминал... Ярика – мать. А она… Короче, не лучшая мама на свете, если ты понимаешь, о чем я.

Мой взгляд в который раз метнулся к Дашке.

– Быть хорошей матерью гораздо сложнее, чем кажется, – устало заметила Ида, отцепляя ручки дочери от своего пальто, которое та зачем-то пыталась с нее содрать, извиваясь в кресле.

– У тебя получается.

Ида в некотором смятении отвернулась, но лишь за тем, чтобы секундой спустя наши взгляды встретились в зеркале заднего вида.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что вижу, как ты относишься к дочери, – сказал я просто. – Ты всё время рядом с ней. Реагируешь на каждое ее движение, на каждый звук, может, даже сама того не замечая. Я не очень разбираюсь в детях, но, кажется, именно так и должна вести себя мать. К тому же не стоит забывать, скольким ты пожертвовала ради материнства. Далеко не каждая женщина отказалась бы от такой успешной карьеры…

Ида пожевала губу.

– Ты ошибаешься, – усмехнулась она. – Я срываюсь. Кричу, когда устала. Знаешь, как я мечтаю хоть час провести в тишине? Бывает, думаю: «А если бы… Если бы всё было по-другому?». И сама себя ненавижу за эти мысли.

Черт… Я ведь тоже об этом думал.

– В твоей ситуации это нормально. Если бы да кабы… Люди склонны фантазировать о том, что бы было, поступи они так, а не иначе, – пожал плечами я. – Если мучит совесть, значит, она есть.

Ида усмехнулась краешком губ, вглядываясь в мои глаза с настороженностью и… надеждой? Это было немыслимо, но мне вдруг показалось, что ей редко кто-то говорит что-то подобное. Есть ли ей с кем вообще обсудить свои страхи? Ну, не со Светкой же она ими делится!

– Спасибо.

– Да за что?

– За то, что послушал мое нытье. Я редко позволяю себе раскиснуть, сегодня, похоже, именно такой случай.

– Обращайся, – шутливо пожал плечами я.

– Ну уж нет. Жалость к себе – это такое топкое болото… Увязнешь и не выберешься, а мне нельзя увязать. У меня Дашка.

– Красивое имя.

– Простое, – возразила Ида. – Это Илья придумал. Я спорила. Казалось, Дарья Ильинична – что может быть хуже?

– Апостол Павел? – набросил я.

Ида хихикнула. Звонко, открыто. И будто вдруг сама того испугавшись, захлопнула рот ладонью. Но было уже поздно – ее смех подхватила Даша, а следом за ней и я.

– Твои родители – большие оригиналы. Ты часто думаешь о том, каким был бы твой брат, если бы у него была другая мать? – вдруг спросила Ида.

– Нет, чаще я думаю о том, каким стал бы я сам, если бы она не бросила меня с отцом.

Каким-то уж слишком интимным у нас выходил разговор. И судя по тому, что наши взгляды в который раз смущенно отскочили в стороны, никто из нас не был к нему готов. Ида склонилась над вырубившейся за одну секунду дочкой, а я сосредоточился на дороге – ехать нам осталось недолго. Минут через пять заглушил мотор. Помог Иде выбраться. Она забрала малую, а я отстегнул кресло.

– Пойдем, провожу вас.

Думаю, если бы у Иды было хотя бы три руки, она бы не согласилась. А так… Посмотрела сначала на дочь, потом на дверь и зажатое у меня в руке кресло и нехотя кивнула.

– Раз уж ты здесь, заодно передашь кое-что Свете.

– Свете? – удивился я.

– Вы же вроде встречаетесь. Нет? – нахмурилась Ида, проворачивая в замке ключ.

– Эм… В некоторой степени.

– Ясно. Сейчас только положу ее…

Щелкнул выключатель, заливая прихожую мягким светом. Ида стащила сапожки, сняла комбинезон сначала с дочки, чтобы та не упарилась, а потом только сбросила свое пальто. Я же, чувствуя себя не в своей тарелке, переминался с ноги на ногу у входа.

Дашка лютовала, сдирая с матери кофту. Кое-кто явно проголодался.

– Сейчас. Только отдам дяде Паше одну очень важную штучку, ладно? – пыталась с ней договориться Ида, но где там... В писке мелкой послышалась явная угроза. – Ну, ладно-ладно, сейчас. Это же надо быть такой жадиной! – доносилось до меня из спальни. – Паш, подождешь немного? Можешь сварить себе кофе! – крикнула Ида.

Я разулся. Повесил куртку в гардероб и прошел в зону кухни, которая здесь была на европейский манер совмещена с гостиной.

– А тебе что приготовить?

– Да ничего. Я потом сама заварю чай.

Я не стал слушать. Когда это будет? Судя по тем звукам, с которыми Дашка напала на мать, отпочкуется она от нее нескоро. Я замер с поднесенным к крану чайником, очень ярко визуализируя сцену ее кормежки.

Тряхнул головой. Картинка получалось такой… Нет, вот о чем так точно не стоило думать!

Бахнув чайник на платформу, я достал чашку, вместо привычного уже чая в пакетиках нашел настоящий Пуэр. Пришлось еще поискать заварник… Черт его знает, сколько я возился, пока накрывал на стол. Но как только закончил, Ида вышла из спальни.

– Вот, – протянула мне зеленую коробку. – Скажешь, что документы я, наверное, выкинула. Так что пусть забирает за двести.

Я не был большим ценителем люкса, но характерную упаковку Van Cleef без особого труда узнал даже я.

– Это что? – сощурился.

– Это подарок мужа.