К. Борджиа - 11 дней и ночей

* 36 *

На лестничной площадке кто-то стоял.

Берни сразу увидел, что это женщина, но только приблизившись вплотную, понял, что женщину зовут Эстер.

Это была она, отвратительно пьяная и едва сохранявшая равновесие исключительно благодаря стене, на которую налегала всем телом.

Едва ли она могла в таком состоянии прийти к нему сама. Однако, если кто-то ее сюда доставил, как у него хватило совести взять и уйти? Она же совершенно невменяема!

– Господи, Эстер! Что ты устроила?

– Берни? – Она попыталась посмотреть на него своими покрасневшими глазами, но без сил опустила взгляд. – А я уже давно жду тебя…

Он подхватил безвольное тело в охапку и свободной рукой попытался открыть ключом дверь. Это оказалось сложнее, чем можно было себе представить, однако в конце концов дверь уступила.

– Пусти меня, – впервые воспротивилась девушка, когда Берни затолкнул ее в ванную и надломил над умывальником. – Я не пьяная, пусти!

Удивляясь решительности своих действий – куда только пропала сонливость? – он одним отворотом выпустил на свободу толстую струю ледяной воды из крана. Эстер закричала, захлебнулась, однако он продолжал держать ее за плечи и все макал беспомощную головку, облепленную мокрыми прядями, под пенный столб.

Когда он, наконец, отпустил ее, она выпрямилась, отфыркиваясь, злая и уже даже как будто не такая пьяная. Испытанный метод действовал и на новичков.

– Теперь ты можешь мне ответить, что произошло? – Берни с головой накрыл девушку махровым полотенцем, однако вода по-прежнему продолжала капать на пол, как воск с оплавившейся свечки.

– А ты?

Она стерла со лба липкую прядь и посмотрела на Берни.

От этого взгляда Берни вздрогнул. На какое-то мгновение он даже пожалел о том, что это не он сейчас стоит перед ней пьяным. Тогда было бы значительно легче…

– Ты можешь ничего не скрывать от меня, – продолжала Эстер, и в голосе ее зазвенели слезинки.

Только сейчас Берни сообразил, что и глаза-то у нее такие красные не от выпитого, а от слез.

– Я видела тебя с ней. Она очень красивая, я тебя понимаю. Мне всегда не хватало именно того, чего в ней – в избытке: этого наглого шарма, этой кричащей сексуальности. Мужчины любят, когда их обольщают. Я теперь это поняла. – Эстер вздохнула. – Рядом с ней ты был почти жалок, Берни. Ты шел туда, куда шла она, ты смотрел на нее, когда она смотрела в другую сторону. Я все это видела. Я шла следом за вами, по пятам. Я шла и думала. Мне было очень больно, Берни. А потом я решила, что мы должны сравняться в нашей жалкости. Для этого мне нужно было сделать всего один шаг…

– И ты его сделала? Берни сидел на корточках и вторым полотенцем вытирал кафельный пол под ногами Эстер. Надобности в этом никакой не было, поскольку кафель всегда и так высыхал сам.

– Я попыталась, Берни. Я не спала с ним. Я хотела, но так и не смогла… Я думала о тебе, о нас с тобой. Неужели ты мог?

– Все началось как шутка…

Он уже не тер пол, а просто сидел на корточках и снизу вверх смотрел на девушку, похожую сейчас на монашку в белой рясе.

– Это была игра…

– Была? А теперь?

– Если бы ты знала, как я устал от всего этого! Но что-то мешает мне остановиться. Я не могу по-другому…

Она смотрела на него, и взгляд ее постепенно делался совершенно спокойным.

– Я это понимаю, Берни, – произнесла Эстер после паузы, показавшейся ему вечной. – Не принимаю, но понимаю. И знаешь что, я даже готова отдать тебя ей, если ты скажешь мне сейчас, что любишь ее…

Он тяжело поднялся с пола, мотая головой и бубня едва слышно себе под нос:

– Но я не люблю ее, Эстер…

Она инстинктивно ухватила его за руку.

– … и я не знаю, что еще сказать.

* 37 *

Они шли золотыми аллеями парка. С наступлением смерти листва оживает и превращает свои последние дни в буйство красок.

Эстер держала Берни за руку.

Они уже некоторое время гуляли молча, исчерпав все темы и продолжая делать вид, будто наслаждаются тишиной. Обоим было грустно и как-то странно не по себе.

– Пока ты был не со мной, – тихим голосом начала девушка, – мне запомнился один сон.

– Цветной?

– Да. Я же тебе рассказывала, что мне стали сниться цветное сны. Наверное, я постепенно схожу с ума.

– Мне всегда снятся только цветные сны. Ну так и что же ты увидела?

– Я увидела тебя, Берни. Ты был с другой женщиной. И ты целовал ее. Я пыталась тебе помешать, пыталась поймать твои губы, но у меня ничего не получалось. Это был очень красивый сон. И очень страшный.

Подняв голову, Берни смотрел на проползающую по лазурному небу драную вату облаков. Два облачка почти слились и стали похожими на изящно очерченный белый рот.

* 38 *

– Здравствуй, Берни. Это Стефания.

– Здравствуй, я узнал твой голос. Правда, сегодня он у тебя какой-то особенно вкрадчивый.

– Я звоню, чтобы напомнить тебе о том, что наш срок истекает через пять ночей. Я хочу, чтобы ты подарил их мне…

– Стефания… Ты застала меня врасплох. Мне нужно тебе кое-что сказать…

– Я ничего не хочу слышать. У нас был договор. Ты обещал. И теперь ты должен сказать мне только одно: ты со мной или нет?

– Да, я с тобой, Стефания….. туу… туу… туу… туу… туу…

* 39 *

Джейн Тайбэй с нарочитой тщательностью сложила в стопку белоснежные листы рукописи и подняла взгляд на сидевшую напротив нее Стефанию.

Стефания смотрела на сигарету, истекавшую тонким дымком посреди огромной пепельницы, и думала о чем-то своем.

– Ведь это уже не просто книга, да? – спросила Джейн, заранее зная ответ.

Стефания заметила, что струйка дыма вдруг иссякла.

– Все зашло слишком далеко… Ни один мужчина не пробуждал во мне таких чувств. Сейчас мне даже не стыдно в этом признаться.

– И ты хочешь, чтобы твоя книга появилась с обрезанным финалом?

Стефания пристально вгляделась в правильные черты лица обращавшейся к ней женщины.

– Дело вовсе не в книге, – вздохнула она с грустной улыбкой. – Дело уже во мне.

* 40 *

«Я не расистка, – размышляла Стефания, сидя на скамейке парка в условленном месте, – но негроидов терпеть не могу. Однако иногда, для пущей острастки, приходится вступать в сговор и с ними».

Через несколько минут он появился, огромный, развязный, в вызывающе обтягивающих джинсах и драной майке. Волосы были коротко подстрижены. На шее – золотая цепь: признак достатка с одновременным пренебрежением к нему, выраженном в одежде.

Негр сел на скамейку на некотором расстоянии от девушки и закурил. Глядя на Стефанию сквозь облачка дыма, он щурился и ждал, предоставляя ей право первой начать разговор.