Бог Боли (ЛП) - Кент Рина

Я скрежещу зубами, и моя челюсть сжимается с такой силой, что я удивляюсь, как не защемило сухожилия.

— Так вот почему ты отказываешься говорить со мной или позволяешь мне прикасаться к тебе? Потому что ты думаешь, что я самозванец?

Она кивает.

Я слышу звук разбивающегося на куски моего мира. Кусочки настолько малы, что я никогда не смогу их найти, не говоря уже о том, чтобы собрать их снова.

Когда я впервые привез Аннику на этот остров, я думал, что мы найдем то, чего у нас когда-то было. Да, она немного боролась со мной, но она также смеялась и дурачилась. Она танцевала для меня, флиртовала и вздыхала в моих объятиях. Ей нравилось класть голову мне на колени и смотреть на мое лицо, когда я читал для нее, а потом требовала еще.

Казалось, что она все еще любит меня.

Когда она извинилась за то, что выстрелила в меня, я поверил ей.

Я верил, что она должна была сделать выбор, но горькая правда в том, что она никогда не выберет меня вместо своей семьи.

Наверное, это несправедливо, что я заставил ее сделать это, но я хотел, чтобы она выбрала меня, как в тот раз она выбрала своего брата.

Я хотел, чтобы это был я.

Я просто никогда не думал, что моя зацикленность и мой план сблизить нас еще больше отдалит нас друг от друга. Я никогда не думал, что лишу ее света и сделаю ее таким сломленным человеком.

Она совсем не похожа на мою Аннику.

От ее жизнерадостности, постоянного озорства и невинности в глазах, энергии, которая бурлит в ее порах, не осталось и следа.

Она могла физически застрелить меня, но я убил ее. И есть только один способ вернуть ее к жизни. Даже если для этого придется пожертвовать своей собственной жизнью.

— Хорошо, — шепчу я.

Ее брови сгибаются.

— Хорошо?

— Я отвезу тебя домой.

— Ты... ты отвезешь?

— Я когда-нибудь лгал тебе?

Она неистово трясет головой, часть света просачивается обратно в ее глаза. Медленно, но неуклонно.

Черт.

От осознания того, что я чуть не сломил ее дух, мне хочется застрелиться и на этот раз никогда не просыпаться.

Это было бы лучше, чем слышать звук моих разрушающихся внутренностей или видеть, как она живет без меня.

Это, блядь, разорвет меня на части.

— А теперь спустись с края. — Я протягиваю ей руку, но она недоверчиво смотрит на нее.

Мы остаемся так на мгновение, ее взгляд скользит с моего лица на мою руку и обратно.

— Анника.

— Да?

— Идет дождь.

— Я знаю.

— Потанцуй со мной.

Ее глаза расширяются, голубой и серый цвета вступают в борьбу за доминирование. Несмотря на ее постоянные придирки по поводу ее прически и одежды, Анника любит, когда мы танцуем под дождем. Это навевает воспоминания о нашем первом свидании и поцелуе. О том времени, когда я решил, что она стала моей навсегда.

Ее подбородок дрожит, как и ее голос.

— Но ты не танцуешь.

— Я танцую только с тобой.

— Я не люблю дождь.

— Ты полюбишь его ради меня.

На этот раз, когда я киваю на протянутую руку, она берет ее.

Я тяну ее с такой силой, что она прижимается к моей груди, а ее маленькие ладошки опускаются на мои плечи. Я хватаюсь рукой за ее талию, и мы медленно раскачиваемся под шум дождя.

Мы прижаты друг к другу так тесно, что мне хочется остановить время прямо в этот момент. В последнее время, когда мы оказываемся так близко, она отталкивается или старается отстраниться как можно дальше.

Но сейчас она смотрит на меня ожидающими глазами, глазами, полными света, и мне хочется пнуть себя и бросить свое тело в канаву за то, что я запятнал ее своей тьмой.

Эти глаза предназначены только для света.

Мы продолжаем медленно, плавно покачиваться, а она не перестает смотреть на меня. Всякий раз, когда дождь попадает ей в глаза, она смывает его и пристально смотрит на меня, словно желая вскрыть мою внешность и заглянуть внутрь меня.

— Значит ли это, что ты забудешь о прошлом? — прошептала она с надеждой, с ожиданием.

И мне не хочется рушить эту надежду или уничтожать ее, но это именно то, что я должен сделать, чтобы дать ей новое начало.

Такое, где я не буду омрачать ее жизнь.

Мне всегда было суждено сломать Аннику Волкову. Я просто не знал, что вместо этого я буду сломлен.

— Я не могу стереть свое прошлое.

Ее ноги подкашиваются, вся она дрожит — ее подбородок, ее тело, ее губы.

— А как насчет твоего настоящего и будущего?

— Я их уже потерял.

— Ты не…

Ее слова обрываются, когда на другом конце пляжа начинается суматоха.

Я нахмурился

Здесь никого не должно быть. Этот остров принадлежит дедушке Джонатану, и только он и папа пользуются им, когда им нужен отпуск. Но они не стали бы приезжать, учитывая, что оба знают, что я здесь.

Если только они не решили приехать без приглашения. Может быть, мама и бабушка надавили на них, заставив привезти их сюда, чтобы увидеть меня?

Что-то здесь не так.

— Оставайся здесь, — говорю я Аннике и начинаю спускаться по дороге.

Когда я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что она не вернулась на скалистый берег, я обнаружил, что она идет за мной по пятам.

—Что? — спрашивает она. — Я хочу знать, что происходит.

Бесполезно пытаться остановить ее, да и времени у нас все равно нет.

Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, к тому времени, как мы добрались до пляжа.

Несколько мужчин в черном патрулируют всю территорию, как какие-то специальные солдаты.

Я не слышу шагов, но слышу крик Анники, когда меня ударяют сзади. Боль вспыхивает в затылке, и я падаю на колени. Мои запястья сжимают за моей спиной, а голос с русским акцентом бормочет:

— Поймал, Босс.

Когда я поднимаю голову, передо мной оказывается не кто иной, как человек, убивший мое детство и купавшийся в его крови.

Человек, который дал жизнь Аннике.

Адриан Волков.

И он держит пистолет у моего виска.

Глава 39

Анника

Странно, как мир может перевернуться с ног на голову в считанные минуты.

Несколько минут назад я снова начала надеяться, тосковать, мечтать о том что бы убедить Крейтона отказаться от своей мести.

И это после двух дней кошмарной, безрадостной капитуляции. Из-за его полной непреклонности мое сердце разбилось вдребезги. Я потеряла всякую надежду и стала похожа на себя прежнюю.

Мысль о том, что он превратится в этого бессердечного человека, который видит только месть, разрывала меня на части, и я не могла выдержать этой пытки. Поэтому представьте мое удивление, когда он наконец-то выслушал меня.

Он стоял там и выслушал меня.

Он не пытался меня разозлить. Он даже... испугался. Это был первый раз, когда я видела страх в его глазах.

Черт, даже когда я наставила на него пистолет, он не испугался. Он был скорее покорен.

Он сказал, что отпустит меня домой.

Он заключил меня в свои надежные объятия и танцевал со мной под дождем. Мы куда-то шли, а теперь нет.

Теперь его удерживает массивная рука Коли, который стоит, как стена, позади него, а папа направляет ему в лоб пистолет.

И самое ужасное, что он выглядит готовым убить его, и не просто обычным способом, нет. Это уже второй раз, когда я наблюдаю огражденное, убийственное лицо папы. Первый был во время моей попытки похищения. Его лицо осунулось, губы истончились, а глаза настолько темные, что не способны отражать свет.

Я всегда знала, что папа убивает людей, но впервые вижу его в роли убийцы.

Хладнокровного, безжалостного убийцы.

Его люди обходят нас с методичностью, все высокие, одетые в черное, с автоматами, перекинутыми через грудь. Такое впечатление, что они хотят уничтожить конкурирующую организацию, а не простого студента колледжа.

Я всматриваюсь каждое лицо, но нет никаких признаков Яна или Бориса — единственных, кто может быть на моей стороне. Вероятно, их оставили, чтобы защитить маму.