Измена. Цена прощения (СИ) - Кучер Ая

– Как вы тут?

Губы Мирона тут же прижимаются к местечку за ухом. Ползут ниже, оставляя пылающие следы на шее. Его руки гладят мои, ноги зажимают мои. Мы будто каждой клеточкой соприкасаемся.

И Шварц всё никак не может успокоиться. С каждым разом притягивает меня всё ближе. Целует настойчивее. Словно если не будет любить меня сильнее, то я просто исчезну, окажусь миражом.

– Нормально. Я целый день отдыхала, Рус разбил губу, - озвучиваю самое важное. – А как твой день?

– Как любой, когда в выходной нужно сидеть на работе. С какого-то перепугу мой главный бухгалтер решил, что это самое время уйти в декрет.

– Да? – запрокидываю голову, ловя его взгляд. Ладонь мужчины опускается на мой выпуклый живот. Ещё маленький, только начал расти, хотя срок уже пять месяцев. – Радуйся, что она ушла не зимой во время годовых отчетов.

Мирон содрогается, будто действительно представил это. Но сейчас тоже время жаркое – сдача нового комплекса, много документации и оплат, нужен тотальный контроль.

Я пытаюсь подхватить в некоторых моментах, но не всегда могу разобраться в узких сферах бухгалтерии. Да и уверена, что Шварц всё решит. В конце концов, среда у него все ещё выходной. Значит, не всё так плохо.

– Не хочешь вернуться? – спрашивает, а я охаю, когда моя малышка решает пнуть в живот, отзываясь на присутствие папы. – Ненадолго. Я готов обсудить зарплату. Премии, отпускные…

– Нет. У меня муж ревнивый, решил, что мне нужно держаться подальше от симпатичного начальника.

– Прям симпатичного?

– Чертовски красивого.

Мужчина, получив свой заслуженный комплимент, ухмыляется. Ловит мой подбородок, разворачивает к себе. Прижимается губами, а бабочки снова щекочут своими крыльями. Дочка там с ними развлекается, снова пинает.

– Твой начальник просил напомнить, что ты сама от него сбежала, - Мирон поглаживает мой подбородок. – Набралась опыта и перешла в другую фирму. Я все ещё обижен.

– Это было три года назад!

– Ничего не знаю. Сделаешь мне расчёты вечером?

– Сделаю, конечно.

У Мирона нет проблем с тем, чтобы попросить меня о помощи. А я с радостью помогаю. Работы действительно прибавилось с тех пор, как Лена, которая последние года возглавляла всю бухгалтерию, сбежала в декрет. Но это не такая уж катастрофа.

Шварц не оставляет надежды переманить меня обратно, но больше в шутку. Он уважает моё решение работать отдельно. Понимает, что я не хочу снова сужать мой мир.

– Рус!

Вскрикиваем одновременно, когда малыш подбегает слишком близко к воде. Мирон продолжает сидеть, но его тело напрягается, готово в любую секунду броситься вытаскивать этого пловца.

Сын послушно разворачивается, спешит к нам. На ходу проверяет не зажили ли чудесным образом его ободранные локти, страдальчески вздыхает. Господи, какой он у меня хорошенький.

– Пап-Мир! – Рус протягивает сжатый кулачок, Мирон стукается о него своим. – А ты знаешь где я сегодня был с папой?

Сын снова забирается на мои колени, заставляя Шварца разжать объятия. Мостится так, чтобы не задевать мой живот. Головой упирается в колено Мирона, и начинает рассказывать.

Я боялась, что ребёнку будет сложно объяснить, почему его папа живёт отдельно, а другой мужчина теперь мой муж. Я ведь никогда не хотела, чтобы Дима остался в стороне. Он отец и старается изо всех сил, чтобы не потерять этот статус.

Поэтому пыталась аккуратно и мягко объяснить Русу, что такое бывает. А мой смышлёный малыш определил всё сам. Знает, что у него есть родной папа, который забирает его на выходные, а есть папа-Мир, который мамин муж и живёт с нами.

Руслан это сам придумал и ввел в обиход, решив, что так ему удобнее.

– Вот такое мороженное! – сын широко расставляет руки в сторону. – Представляете?

– Прям такое? – улыбаюсь. – Значит, теперь тебе сладкого долго нельзя?

– Ну, тогда не такое. Чуть меньше. Я бы с Алиной поделился, но она всё не вылазит!

– Вылезает, - поправляю автоматом. – Солнышко, твоя сестричка только через несколько месяцев родится. Где-то перед твоим днём рождения.

– Но ведь она уже есть? Ты с ней разговариваешь! И она пинается постоянно. Это как так, пап-Мир?

Сын с надеждой смотрит на Шварца, надеясь, что тот объяснит понятнее. А Мирон с мольбой смотрит на меня. Потому что мужчина пытается подобрать правильные слова для ребёнка, но это всё равно для него сложно.

Не то, чтобы он не старался. Конечно, Мирон очень старается, помогает с Русом. Иначе я бы и замуж не вышла за Шварца, если бы сомневалась, что он моего ребёнка примет.

Просто мужчина настолько привык разговаривать со взрослыми и далек от детского мира, что каждый такой невинный вопрос вгоняет его в панику. Особенно с учетом того, что Рус немного картавит.

Я понимаю идеально, даже не замечаю, а вот Шварцу иногда нужно подсказывать. Мужчина может целую ночь лепить поделку в садик для Руслана, но с разговорами сложнее.

Хотя, Господи, помню я ту поделку осеннюю.

Я крестилась, а преподавательница хвалила, что ребёнок всё делал сам.

Мы вдвоем со Шварцем пытаемся объяснить малышу, как появляются детки и что нужно время, чтобы его сестричка была с нами. Тот, кажется, начинает понимать. Но к концу его нижняя губа начинает дрожать, а на глазах появляются слёзы.

– Рус, что такое? – мигом прижимаю к себе сына. – Что-то болит?

– Это просто несправедливо, - всхлипывает. – Алинка… Нечестно.

Сердце сжимается от мысли, что сын может ревновать. Чувствовать себя плохо из-за того, что мы с его папой больше не вместе, а с папой сестрички – вместе. Или вдруг подумал, что теперь он не нужен?

Господи, неужели я сказала что-то не так?

– Мама, - произносит тоном «ну как ты не понимаешь», сам вытирает слёзки. – У меня два папы, а у неё будет только один. Это получается, что её будет любить меньше людей. Ой, а ещё деда с бабой! Уже три…

– Милый…

– Мне надо подумать.

Решительно поднимается на ноги. Подумать – это ходить вокруг дуба, потирая подбородок. Точно у дедушки подглядел, ещё и вздыхает по старчески, подрожая во всём.

– Он – твоя копия, - Мирон усмехается, притягивая меня обратно к себе.

– Разве? – внешностью сын точь-в-точь Дима, только глаза мои.

– Уверен, он уже в голове перебирает всех знакомых людей и считает, как выровнять процент любви к нему и к сестре.

– Он не знает про проценты ещё.

– Ну, поштучно будет.

А в этом я даже не сомневаюсь. Но сердце теплотой наполняется, когда я вижу, каким милым и добрым растёт мой мальчик. Я очень боялась, как он отреагирует на пополнение в нашей семье, но, кажется, всё идёт хорошо.

Я, если честно, сама опасалась новой беременности. Помнила, насколько тяжело мне дался Рус, не готова была снова лежать в больнице почти всё время. Но особых проблем не возникло.

Только тошнит все эти пять месяцев и хочется плакать из-за мелочей.

– Знаешь, - произношу, часто моргая. Сейчас тоже накатывают слёзы. Просто так, от того, что мне очень хорошо. – Если Рус будет всё так просчитывать… Бедная его вторая половинка.

– Не знаю. Я своей – очень доволен.

Щипаю мужчину за бедро, меня оглушает громкий мужской смех. Ещё бы он не был доволен! Но я тоже очень, очень-очень счастлива. Так, что в груди жжет на протяжении всех этих лет.

– Я придумал, - Рус заявляет серьезно, кивает своим словам. – Я её буду любить больше, чем она меня. Так мы свар… Хм. Сравням…

– Сравняетесь?

– Ага. Здорово я придумал?

– Ты вообще умница у меня.

Сын довольно кивает. Терпит мои поцелуи в его пухлые щечки и, немыслимо, позволяет нанести солнцезащитный крем. В уплату выпрашивает Мирона пойти с ним ближе к пруду.

– Промочишь обувь, сразу вернемся домой, - предупреждает Шварц, поднимаясь.

– А если я сниму сандалики? Я быстро, у мамы есть салфетки.

– Ну если есть… То спросишь у мамы ещё раз, когда меня не будет рядом.

– Ну пап-Мир! – Руслан дергает мужчину за руку, пытаясь добиться положительного ответа. – Мам?