Знаки внимания - Тамара Шатохина

заодно и ей что-то. Уже шла эта жалкая борьба за мужчину, эти неосознанные потуги и как далеко я могла зайти в них? Очень далеко, если вытащила это белье — тонкое, кружевное, дорогое до безумия. Из-за глупой ревности я чуть не совершила еще большую глупость.

Нет, все правильно — мы колоссально отдалились друг от друга за эти дни, хотя и раньше особо близки не были. Тот зеленый луч, его слова… чувство такое, что это было сто лет назад или на другой планете — не с нами. Потому что он так и не понял — о чем я. А я выживу… Сдохну сначала, а потом все равно выживу. Мне не привыкать… заведу еще одну собаку. Или три…

Совсем уже утром я уснула и почти проспала приезд родителей. Возвращаясь из ванной комнаты, увидела их всех входящими на этаж — папу, Георгия… только сейчас до меня дошло, что, скорее всего — он ездил встречать их в Тиват. Это же было очевидно, а я даже не подумала об этом.

— Мама… — выдохнула я. Прошла по коридору на разом отяжелевших ногах и обняла ее — маленькую, худую до прозрачности и почти лысую. Ее будто остригли под машинку, и волосы только-только начали отрастать — на голове, на бровях… Татуаж повторял их тонкий контур так же, как и разрез глаз — чуть схожий с восточным. А внизу лица — медицинская маска.

— Какая ты красивая, — прошептала я ей на ухо, нисколько не кривя душой. Она напоминала хрупкого эльфа, только страшно замученного долгой и тяжелой дорогой.

— Ну, ты как скажешь, — улыбаясь, провела она рукой по ежику своих волос. А я растерянно улыбалась папе, Георгию…

— Когда это, мама?

— Да сразу же, как приехала от тебя. Сейчас все нормально, только иммунитет почти на нуле, — развела она руками.

— Айда в наш номер, — предложил ей папа, — мы и так рисковали с этим переездом, не будем усугублять.

— Я бы хотела жить в одном номере с Катей, — мягко произнесла мама, но так, что стало понятно — только так и не иначе. Папа растерялся:

— В нашей комнате убрали с дезинфекцией и прокварцевали.

— Замечательно, значит Катюша переберется в чистую комнату. Ты не против, солнышко? Я соскучилась.

— Да… конечно, — начинала я понимать, что не все безоблачно и ее приезд — это еще не воссоединение семьи и есть основательные такие подводные камни. Наверное, сейчас я уже понимала ее опасения.

— Георгий, пошли — занесем вещи, — ровным голосом сказал папа и сам понес две большие сумки в мамину комнату. За ним двинулся и Георгий с маминым багажом.

Мы проводили их взглядами и мама сказала:

— Я понимаю тебя — он… какой-то эксклюзив, да, Катя? В единственном исполнении и сильно, очень сильно, — задорно улыбались мне ее глаза.

— Как и папа, — расстроено ответила я, — что он сказал тебе, почему ты решилась? — спешила я выяснить самое главное.

— Что это было один раз и в состоянии сильного опьянения… — скривился ее рот под маской, — этот мальчик оказался не его — он потом заказал экспертизу. Ему пришлось привыкать к мысли, что это не его сын. Просил прощения, целовал руки. Я давно простила его и верю, что это был единственный раз. Но бумеранг… он прилетел — видишь? Я не должна была тогда… и так… Я съела саму себя этой местью. За все, оказывается, нужно платить.

— Мы поговорим потом, — с облегчением пообещала я, — ты, наверное, еле стоишь на ногах. Мама… я же кашляю! Наверное, мне нельзя даже стоять с тобой рядом!

— Я дам тебе маску. Катя, я в порядке, операция и сеансы были уже давно — в январе. Просто я плохо переносила химию, трудно было со стимулами… Пошли? Будем заселяться. Пожалуйста…

Я проводила маму к ее номеру и ушла собирать свои вещи. В чемодан на колесиках летели с полок майки и шорты, белье. Сарафан еще с плечиков… Закрыла крышку и повернулась на выход. Возле двери, прислонившись к стене, похоже — давно уже, стоял Георгий. Он кивнул мне:

— Я все обдумал, вспомнил, сопоставил и понял — о чем ты. Подобного больше не повторится, я докажу это — ты увидишь сама. Но для этого ты должна быть рядом. Не прогоняй… мне нельзя уходить от тебя — просто не имеет смысла. Я лучше изменюсь весь — с головы до ног. Так, как нужно тебе. Если не получится — тогда и прогонишь, но у меня получится. Катя…?

— Да? — отмерла я.

— Я вменяемый и адекватный. Разговаривай со мной, как сегодня ночью, пожалуйста. Я уже говорил, что пока плохо представляю себе…, просто быть рядом оказалось мало — нужно понимать. Будем разговаривать — узнаем друг друга. Катя… назови меня по имени, — шепнул вдруг он, — ты ни разу еще…

— У тебя длинное и неласковое имя, — вздохнула я, — Георгий. Гоша?

— Согласен на Гошу.

— Я не могу Гошу, тебе не идет, это несерьезно… глупо.

— Не важно… — прошептал он, осторожно привлекая меня к себе, обнимая и прислоняя лицом к своей груди.

— Я увидел их и подумал сегодня — жизнь такая хрупкая и короткая… Мы с тобой и так потеряли эти годы, и опять отдаляемся… Есть такое понятие — инерция поведения. Я не могу потерять тебя из-за того, что привык не обращать внимания на безразличные для меня вещи, отстраняться от них физически и абстрагироваться на психологическом уровне. Это удобно и это хороший способ выжить — с Сашкой я научился держать в приоритете только то, что действительно важно, только то, что единственно дорого. Сейчас это ты. Я двумя руками за эксклюзивное, единоличное владение, я хочу быть твоей частной собственностью. В этом мы уже совпали, а остальное… говори со мной, я обязательно услышу.

Глава 46

Был вечер, и мама давно спала, сняв маску и отвернувшись к стене. Наверное, перенервничала, и дорога вымучила, да и сама эта маска… я видела синяки от нее на переносице. Поэтому маску натянула я, в конце концов — это я недавно болела и могу представлять опасность. Хотя кашель вдруг волшебным образом прекратился, или ему уже пора было — от начала болезни прошла неделя.

Этот гостиничный номер был крайним справа и мимо нашей двери никто не ходил, не тревожил, но мне не спалось — рано еще было и слишком много вопросов накопилось к родителям. Но вначале — к папе, а поговорить с ним не получалось, да и с мамой тоже. Вначале я помогала ей устроиться и рассказывала