Эмили Гиффин - Любить того, кто рядом

— Знаешь, мне кажется, ты успел куда больше, — иронизирую я, намекая, конечно, в большей степени на его работу, ну и немножко на Кэрол.

Еще раз внимательно оглядываю комнату, на этот раз в поисках артефактов семейной жизни. И ничего не нахожу. Ни снимков Кэрол, ни цветов. Никаких фотографий.

— Что-то потеряла? — ехидно спрашивает Лео, словно знает, что творится в моей голове.

— Да, свой портрет.

Он картинно всплескивает руками, роется в папках на старой этажерке и торжественно извлекает оттуда мой детский снимок с бантом и без зубов.

— Этот портрет имеешь в виду?

— Иди ты!

Он самодовольно и в то же время как-то смущенно пожимает плечами.

— Ты сохранил мое детское фото! — восклицаю я, радуясь по этому поводу гораздо больше, чем следовало бы.

— Так ведь отличный снимок, — говорит Лео, ставя портрет на полку, между стопками каких-то бумаг. Как и раньше, в квартире царит минимализм, исключение делается только для печатной продукции. Книги, журналы, газеты, записные книжки лежат буквально всюду, аккуратными стопками и в художественном беспорядке, на кофейном столике, на стульях, на полках и даже на полу.

— Ты есть хочешь? Что-нибудь приготовить? — предлагает он, направляясь в кухню, единственную комнату, интерьер которой совершенно не изменился: все тот же зеленый линолеум, положенный еще в семидесятых…

— Нет, спасибо, ничего не хочется, — отвечаю я.

Сейчас я при всем желании не смогла бы ничего в себя впихнуть.

— Может, кофе? — спрашивает он, беря розовую кружку.

«А-а, — думаю я, — вот и привет от Кэрол».

— Ну давай, только полчашки, если можно.

— Полчашки? Ты в мои бабушки, что ли, записалась?

— Как сказать, — говорю я и тут же вспоминаю его взбалмошную бабулю.

Я видела ее всего лишь раз, на дне рождения племянника Лео, но вряд ли когда-либо забуду эту яркую, эксцентричную даму, которой все прощается в силу ее возраста и которая всегда режет правду-матку.

— Кстати, как бабушка? — спрашиваю я, осознавая, что мы вообще не говорили о наших родных во время того бессонного перелета.

— В порядке, даже в боулинг все еще играет, — говорит он, доставая для меня белую кружку, на которой что-то написано, но что именно, я не могу разглядеть.

— Здорово! — радуюсь я и тут же вспоминаю маму — как обычно, когда речь заходит о престарелых здравствующих родственниках.

Гоню грустные мысли прочь, и без них голова вот-вот лопнет.

— Тебе точно полчашки, бабуля?

— Ладно, так и быть, наливай полную, — соглашаюсь я с улыбкой. — Просто мне кажется…

— Что тебе кажется?

— Нам пора.

— Нас что, кто-то гонит?

— А вдруг начнется дождь?

— Ну и что?

— Я же приехала фотографировать.

— Знаю.

— Ну и?.. — спрашиваю я, словно из всего сказанного он должен сам сделать выводы.

— А что, в дождь фотографировать нельзя?

— Можно!

— Ну и?.. — передразнивает меня Лео.

Мы оба явно слегка не в себе, что в принципе довольно рискованно, особенно если учесть, что по дороге сюда я решила не делать того, о чем потом придется сожалеть.

— Просто мне подумалось… — Это выражение у меня одно из излюбленных в сложных ситуациях. Еще со школы я использую его, когда мне нужно потянуть время и подумать.

— А мне подумалось, что в дождь Кони-Айленд будет выглядеть не так уж плохо.

— Да, наверно, — мямлю я, точно зная, что в пасмурную погоду фотографии этого места, скорее всего, получатся даже лучше. А уж побродить с Лео под дождем я и подавно не прочь.

— Садись, пожалуйста.

Приглашение Лео нарушает ход моих сумбурных размышлений.

Он показывает на диван, смотрит мне в глаза и говорит:

— Побудь со мной немного.

Я выдерживаю этот взгляд, со страхом и надеждой ожидая, чем обернется для нас это «немного». Сажусь на краешек дивана, кладу руку на подлокотник и жду кофе. А еще я жду Лео. Он наполняет мою кружку почти до самого верха, добавляет немного молока и две ложки сахара.

— Некрепкий и сладкий?

— Откуда ты знаешь, что я до сих пор пью именно такой кофе? — интересуюсь смущенно.

— Знаю, и все тут, — заявляет Лео многозначительно.

— И все-таки? — не отстаю я.

— Помнишь, мы виделись в кафе, в январе? Тогда ты пила именно такой кофе, — говорит он, передавая мне кружку и усаживаясь на диван на достаточном расстоянии от меня.

— Ты обратил внимание на мой кофе?

— Я обратил внимание на все.

— На что именно? — расспрашиваю я, погружаясь в то знакомое состояние полунеги, которое всегда накатывает на меня в присутствии Лео.

— Ты была в синем свитере. Когда я вошел, помню, ты слегка повернула голову. И еще помню твое выражение лица, когда ты сообщила мне, что вышла замуж.

— И что это было за выражение? — перебиваю я, мысленно желая, чтобы он не упоминал о моем замужестве.

— Ну, такое…

— Какое «такое»?

— Дескать, терпеть-тебя-ненавижу.

— Я никогда тебя не ненавидела.

— Врешь.

— Ну да, было дело, но недолго и совсем чуть-чуть.

— Допустим.

— А сейчас? Думаешь, я тебя все еще ненавижу? — спрашиваю я, осмелев, и смотрю в его карие глаза.

Лео, прищурившись, смотрит на меня, словно пытается найти ответ на вопрос в выражении моего лица, затем говорит:

— Нет, вроде нет. Ненависти не было и тогда, когда мы с тобой летели из Лос-Анджелеса. Помнишь, я спас тебя от того придурка?

— Кошмарный тип, — посмеиваюсь я, притворно вздрагивая.

— Да уж. Иначе, думаю, ты не была бы тогда так рада меня видеть.

Я киваю — не то что бы соглашаюсь с ним, просто предпочитаю воздержаться от комментариев.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Да просто странно все это, — говорю я и замолкаю.

Прошло всего десять минут моего так называемого делового визита, а у меня уже почва уходит из-под ног.

— Что именно? Расскажи.

— Нет уж, лучше ты расскажи мне о себе, — прошу, отхлебнув кофе — пожалуй, немного более горячий, чем нужно, но в целом то, что надо.

— Ну… что тебе сказать… Я рад, что ты приехала… рад снова видеть тебя… очень рад, — говорит Лео, задумчиво уставившись в потолок, что дает мне возможность любоваться его ухоженной оливкового цвета кожей и аккуратно подстриженными баками.

— Я тоже рада тебя видеть, — отвечаю смущенно.