Карина Хейл - Игра (ЛП)

— Оу, я никогда и не думала, что ты игрок, — дразню я его. — Может быть гей.

Он лишь чуть округляет глаза.

— Точно, что ж, натирание маслом наших голых тел сейчас не помогает, да? — Он делает глоток кофе и закрывает глаза. — Кстати, лапочка, это чертовски вкусно. Если ты до конца дней сможешь мне делать такой кофе, я умру счастливым.

Там, в его глазах немногословие, но все же эти слова ударяются в меня. Боже, это вообще возможно? Мои мысли уносятся вдаль, и внезапно я представляю себя прямо здесь, на этой кухне, через несколько недель, месяцев, лет. На что это будет похоже? Быть так долго с кем-то таким, как он? Вопреки тому, как я привыкла думать, по крайней мере с Кайлом, эта мысль больше не пугает меня. Вместо этого она согревает мое сердце, заставляя пропустить удар.

— Только вот, — продолжает он, будто только что не вложил мне в голову самые прекрасные образы в мире. — Я бы действительно хотел, чтоб ты была здесь и увидела меня в действии. Наша первая игра будет через неделю после твоего отъезда, и я очень сомневаюсь, что окажусь на поле.

Может мое сердце и пропустило удар, но теперь оно падает.

Я сглатываю и хватаюсь за край его футболки.

— Новое правило. Ни один из нас не упоминает о том, что через три недели я уезжаю.

Его глаза сужаются, и он кивает.

— Все верно. Это честно. Что насчёт того, когда ты забронируешь обратный вылет?

— Оставь это мне, — говорю я, зная, что он уже предложил оплатить мой обратный билет. — Я позабочусь об этом.

— Или, возможно, ты могла бы остаться здесь на неопределенное время, — говорит он, сфокусировавшись на чашке кофе, пока быстро не поднимает на меня взгляд. Пожимает одним плечом. — Это может быть один из вариантов.

Этот человек искушает меня на каждом шагу. Сначала приезд сюда, теперь идея не уезжать.

— Мы оба знаем, что я не могу этого сделать, — говорю ему. Потом я игриво бью его в плечо. — И эй, что я об этом говорила? Мы не упоминает об этом, ладно? Давай просто...наслаждаться.

— Столько, сколько сможем? — говорит он, и будь я проклята, если не вижу грусть в том, как он морщит свой лоб.

— Столько, сколько сможем.

***

После быстрого завтрака, состоящего из сосиски и яиц, знак внимания от Лаклана (и нет, это не двусмысленность), мы оставляем собак и садимся в его машину. Я никогда до этого не была внутри Рендж Ровера, но черт потери, если это не идеальная машина для него - большая, крутая и строгая. Но вместо того, чтобы отправиться в пустыню, мы путешествуем по оживленным улицам города, направляясь в его организацию через весь город.

Я не могу не глазеть на все, мимо чего мы проезжаем. Здания такие разные, такие старые, такие очаровательные и у каждого много своих отличительных неповторимых признаков. Они дышат историей, и я ловлю себя на том, что начинаю нервничать перед знакомством с городом. Я и так чувство, что у меня недостаточно времени, чтобы сделать все. И хоть я и хочу насытить Лакланом столько, сколько могу, я так же хочу взять по максимуму от Эдинбурга. Вероятно это из-за моей нынешней компании, но у меня уже такое чувство, что город оставит отпечаток в моем сердце.

Мы добираемся до каменного здания рядом с тем, что кажется окраиной города. Я выбираюсь из машины, не забывая посмотреть направо, прежде чем обойти машину и смотрю на надпись над тёмной деревянной дверью.

— Приют для животных «Любимый забияка»? — повторяю я. Смотрю на него с восхищением. — Это абсолютно очаровательно.

— Ага. Именно. Люди были удивлены насколько слащаво это звучит, учитывая что исходит от меня. Но большинству этих животных кусочек сладкого пиара пойдёт на пользу. Люди смотрят на них как на милых и прелестных, что помогает найти им дом.

Тьфу. И снова этот мужчина нашёл ещё один способ поразить меня. Я смотрю на здание, обратно на вывеску, затем на него, стоящего там, на улице, в чёрных ботинках, чёрных джинсах и серой футболке, порой выглядя так же грубо как хулиган, и все же у него доброе сердце, раз он смог организовать все это.

— Пойдём? — говорит он, протягивая руку.

Я жадно цепляюсь за неё и позволяю ему провести меня внутрь.

Там все не так хаотично, как я могла бы подумать. Здесь есть ресепшн, где я замечаю Амару, разговаривающую по телефону, которая быстро машет нам рукой, а затем небольшой ряд клеток, похожих на тюремные. Я знаю, Лаклан делает удивительные вещи, но я не могу не съежиться от боли, зная сколько животных проводят здесь жизнь.

— Все хорошо, — шепчет он, беря меня за руку и сильно сжимая. — Собаки здесь, у них есть шанс. Большую часть из них забирают, и они продолжают жить полноценной и счастливой жизнью.

Он ведёт меня вниз по проходу, и хоть мое сердце немного разрывается от вида, он указывает на то хорошее, что получают собаки. Например, все они получают собачьи кровати и игрушки в своей конуре, так что им не приходиться спать на бетоне. У них больше помещений, чем у других подобных приютов и общительные собаки могут легко делиться с другими. Он рассказывает, что благодаря их волонтерам и Амаре, все собаки гуляют по три раза в день, а особо энергичные и четыре, и одна из этих прогулок, длиной около часа, проходит в близлежащем парке. Иногда они гуляют группами, иногда, когда проходит обучение, поодиночке.

Мы останавливаемся у старого питбуля по имени Джо, который любит раздавать слюнявые поцелуи через решетку. Она здесь уже давно, потому что большинство людей не любят усыновлять взрослых собак, хоть она здорова и достаточно спокойна. Он надеется, что в ближайшее время ее возьмут.

— Иногда я беру ее домой, — признаётся Лаклан мне, пока Джо с обожанием смотрит на него, рассекая хвостом по полу. — Она провела много выходных со мной и Лионелем, смотря телевизор.

— Так почему ты не возьмёшь ее себе? — спрашиваю я его.

— Если до определенного момента ее никто не заберёт, я так и сделаю, — говорит он. — Но суть в том, чтобы разделить любовь. Если кто-то возьмёт ее и затем обнаружит, какая она веселая, а она из запрещённой породы и взрослая, шансы, что они снова сделают то же самое или, по крайней мере, посоветуют кому-то, очень высоки. У нас есть клиенты, которые возвращаются. Знаешь, те, кто взял собаку и потом понял насколько с ними легко. Так что они берут другую. Или делают пожертвование. — Он достаёт из кармана собачье угощение и даёт Джо, с улыбкой наблюдая, как она с удовольствием ест. — Как только люди понимают насколько легко это сделать, они меняются навсегда.

Он ведёт меня мимо других собак и, хотя мне трудно запомнить их клички, я влюбляюсь в их прекрасные лица. Одна собака, серая, с широкой белой грудкой, съёживается в углу, пока Лаклан не приседает около решётки, бросив случайный взгляд в её сторону. Он говорит тихим, незаметным тоном, пока, в конце концов, собака не подходит. Она уклоняется, когда Лаклан протягивает угощение через решетку, но голод берет своё и она быстро проглатывает еду.