Неистовые. Из огня да в полымя - Алиса Перова

— Вот! — торжествующе прозвучало из динамика. — Как раз здесь наступает «во-вторых» — ты и твоя девочка по-разному реагируете на раздражители. Тебе, Гена, стоит поучиться выдержки у Стефании, тем более для бойца твоего уровня это крайне необходимо.

Твою ж мать! Совсем недавно то же самое мне втирала Стефания, правда, в более деликатной форме, и тоже отговаривала от ужина — якобы Лупита хочет моими руками наказать мужа и обязательно устроит для меня провокацию. А я, типа такой горячий и впечатлительный, непременно поведусь на тупой развод, и будет мне несчастье.

Так что, в их глазах я реально такой псих? Или, что вернее — предсказуемый идиот?..

А мой мобильник уже диктует тоном, не терпящим возражений:

— Твой рейс сегодня в 19-30, все данные сброшу, Жак встретит тебя в аэропорту.

И вместо злого протеста, уже готового сорваться с моего языка, я процедил в трубку:

— Принято, моя Королева. Только мне нужен ещё один билет для Стефании.

Лишь на пару секунд зависла пауза, а затем прозвучало невозмутимое:

— Хорошо.

Ну вот и хорошо!..

Впихнув мобильник в карман, я повернулся к сидящей на кровати Стефании… и завис.

Тоненькая фигурка в белой сорочке… узкие ступни с аккуратными маленькими пальчиками… трогательная шея с тонкой голубоватой жилкой… взлохмаченные золотистые локоны… а на бледном личике широко распахнутые мшистые глаза, такие невинные и доверчивые… и пухлые, очень яркие губки, как у обиженного ребёнка.

Чёрт, какая же она маленькая и хрупкая! И как меня угораздило?!. Ну разве возможно оставить её здесь без присмотра? Не-эт, никогда больше!

— Гена, о каком билете ты г-говорил?

— Всё отлично, мой Ангел! Сегодня вечером мы летим с тобой в Париж!

— Ты п-прямо волшебник, — её губы дрогнули в неуверенной улыбке.

— Вообще-то, я только учусь… но очень стараюсь. Ты рада? — я сокращаю расстояние между нами, нестерпимо желая поцеловать эти губы.

— Нет.

Нежный голосок, прозвучавший вдруг уверенно и твёрдо, заставил меня притормозить.

— Что — нет?

— Нет — я н-не рада, и нет — я никуда не п-полечу, — пролепетал мой нежный ангелочек.

А глаза по-прежнему такие доверчивые и невинные…

— П-почему?

Похоже, заикание — это заразно, а у меня наверняка ещё и видок, как у дебила.

— Потому что я ещё не п-получила того, за чем сюда п-прилетела.

— Получишь в Париже — какие проблемы?

— А можно я сама буду решать, г-где мне лучше? — и мягкие пухлые губки поджались, сложившись в жёсткую упрямую линию.

Ах ты цветочек мой колючий!

— Значит, со мной тебе хуже? — давлю взглядом, нависая над Стефанией, но отступаю, когда она поднимает на меня полные муки глаза.

— А тебе со мной? — лепечет еле слышно.

— Разве ответ не очевиден? — я развожу руками, демонстрируя — вот же я, рядом с тобой.

— Ты ведь в-всё равно вернёшься в Париж… даже б-без меня. И как мне это воспринимать — что тебе там лучше, чем со мной?

— Что ты равняешь?.. Это не выбор между двумя баб... между женщинами — это моя работа.

— А моя работа здесь.

— Горничной?! Ты издеваешься? Ты же здесь ради учёбы, а обучение я тебе и в Париже организую. Обещаю, что сам договорюсь с Филом. Но ты не должна пахать на буржуев.

— А ты?

— Во-первых, это временно, а во-вторых, и это главное — зарабатывать должен мужик. И похер, где и как.

— Я н-не согласна. И я не х-хочу в Париж, мне здесь нравится. Ну как ты не п-понимаешь, это же интересно — это, как квест. И мне очень важно его п-пройти. Самой пройти, Гена!

— Да зачем тебе это? Ты же... — я окинул взглядом её фигурку и сжал ладонями худенькие плечи. — Ты же совсем ещё юная девочка. Рисуй себе, фотографируй всякие там… красивые виды, учись, если хочешь... а работать — это моя обязанность.

Стефания передернула плечами, безуспешно пытаясь высвободиться от моих тисков, и повысила голос:

— Да моя Айка с-с четырнадцати лет пахала, как п-проклятая!

— И ты считаешь, это хорошо, что у ребёнка детства не было? Только у неё и выхода другого не было, а у тебя их херова туча.

— И в этой туче я буду сама выбирать выход! — отчеканила эта мелкая заноза, даже ни разу не запнувшись, и всё же отбросила мои руки.

Да задраться в пассатижи! Что ж за засада такая, а? Я же так красиво всё спланировал…

Мечты, сука, сдуваются прямо на глазах.

Сейчас, по-хорошему, перекинуть бы её через плечо — и в аэропорт.

— Послушай меня, малышка...

Но дверь в палату распахнулась, и в наш междусобойчик вторгся бородатый хер в белом халате и колпаке, больше похожий на пекаря, чем на медика. И давай чесать по-непонятному. Стефания прям оживилась, разулыбалась ему. А главное, она его понимает и отвечает, а я, как глухонемой остолоп, стою тут не при делах. Опять я до неё не дотягиваюсь. А бородач ещё и мне задвинул что-то на своём гоблинском. Ну и я ему в ответ:

— Мучас грасиас! (исп. большое спасибо) — и улыбаюсь, как придурок. — Идите на хер, пор фавор (исп. пожалуйста), у нас тут серьёзный разговор.

Бородач, будто поняв мой посыл, кивнул и свалил незамедлительно, а Стефания посмотрела на меня с укором.

— Что-о? Я уже охренел от этой тарабарщины. Не успел худо-бедно освоить французский, и снова здрасьте — опять ни хрена не понимаю.

— Сейчас ты неп-плохо справился.

— Ненавижу Испанию!

— Ты там и не был, — фыркнула Стефания. — Местные жители н-не считают Барселону Испанией, т-так что мы с тобой, Гена, в Каталонии.

— А может, уже хватит википедиваться? Мне как-то без разницы, где будут обитать местные жители, но ты мне нужна в Париже. Мне... мне там плохо без тебя. Для тебя это что-нибудь значит?

— Гена, п-подойди ко мне, п-пожалуйста, — Стефания потянулась ко мне и, схватив меня за руку, потёрлась о неё щекой. Поцеловала в ладонь, мгновенно разбудив во мне всё самое чувствительное, и промурлыкала тихо:

— Это з-значит намного больше, чем ты думаешь, но...

— Но? — я напрягся, а она ещё крепче вцепилась в мою руку.

— Ген, я