Бывший муж. Я к тебе не вернусь - Ария Тес

раз быстрее, потом выбрасывает сигарету и запрыгивает на подоконник.

Я немного дергаюсь. Не люблю, когда он занимается херней и рискует своей жизнью. Я вообще не люблю всего этого.

«Безопасность — это важно, а не скучно…» — в голове звучит мягкий голос отца, когда он утешал меня в детстве после того, как Тим задразнил меня душнилой. Я отказался прыгать с тарзанки. Ну да! А еще я ее закинул на ветку, чтобы остальные тоже не стали. Например, Марк. Он бы точно упал. Он у нас такой. Немного неуклюжий сейчас и абсолютная катастрофа раньше. Я себе очень живо представил, как Марк обязательно слетит с тарзанки прямо в кусты и переломает себе ноги, руки и шею.

Нет, спасибо.

А Тим — сволочь. Взбесился, что не сможет понтануться перед девчонками, и обозвал меня душнилой. Не знаю, почему так зацепило? Но зацепило сильно, и я ушел домой. Стоял и бил палкой розовый куст, а про себя шипел: не смей плакать! Не смей рыдать, как девчонка! Не смей!

Там меня и отыскал отец. Не стал ни о чем спрашивать, просто аккуратно забрал у меня палку и отвел в гараж. Он раньше любил мастерить мебель, а я любил делать вид, что тоже что-то умею.

Он говорил, что я все умею и мягко мне улыбался…

Черт!

Глаза жжет, и я злюсь еще больше, хотя кажется, что это невозможно! Ведь я помню, как он улыбался мне и Тиму. Как он учил нас кататься на велосипедах, играть в футбол. Как мы с братом любили зависать с ним, а он никогда на нас не орал и не гнал. У моего друга другие воспоминания об отце. Он так глубоко погрузился в работу, что к детям своим относился со злостью. Уставал — вымещал на семье. Это была их жизнь. Но не моя. Ни Тима. Ни Мама. Отец никогда не приходил домой в дурном расположении духа, а если так все же случалось, он просил дать ему полчаса, уходил в кабинет и возвращался спокойным.

А потом мы шли в гараж…

А потом шли ужинать, где он смотрел на маму, как на свое солнце. Как сегодня на нее смотрел…но почему тогда?! Что пошло не так?! ПО-ЧЕ-МУ?!

И я тоже так поступлю однажды, да?…

— …Я не соврал, — прерывает мой внутренний монолог Тим, и я пару раз моргаю и смотрю ему в глаза.

Он абсолютно серьезный. Сжал руки в замок между своих ног, смотрит на меня прямо и не прячется.

Это важно.

Я наизусть знаю, когда он прячется, и это другой момент. Он собирается сказать то, как увидел эту ситуации, и, наверно, я могу его выслушать? Хотя бы чисто из любопытства. Чтобы понять. Чтобы не оступиться так же…

— Я отца таким никогда в жизни не видел, — продолжает Тим тихо, — Он был растерян и, как мне показалось, напуган. Я не имею в виду, что он боялся ее задницы, окей?! И я знаю, как это слышится, но…блядь, Егор, он был похож на человека, которого по башке шарахнуло. Он меня даже не сразу заметил! А потом когда увидел, словно пелена с глаз упала. Он даже пару раз поморгал, будто в себя после прихода вернулся!

— То есть, ты хочешь сказать, что она его тащила, а он просто шел?! Наш отец?!

— Я не знаю, что у него было в голове, но он не хотел с ней идти. Веришь? Нет? Это правда. Он не хотел, не горел ей, он будто пытался разобраться в себе и просто шел на автомате, ясно?! Не тупим! И отсядь от окна. Менингит — это не шутки.

Показываю ему средний палец с ядовитой усмешкой, брат зеркалит, а потом вздыхает и смотрит на улицу.

— Он не уехал.

Я на автомате поднимаюсь, но сразу хмурюсь и застываю.

— Мне-то какое дело?

— Мама к нему пошла.

О боже!

Закатываю глаза и встаю, чтобы подойти к брату. Действительно. Мама закуталась в мой бомбер и перебегает дорогу навстречу к хорошо знакомому гелику. Я вижу только его руки. Пальцем он постукивает по рулю и ждет ее. Зачем пошла?! Что обсуждать собирается?! И боже! Сбежала, как девчонка!

Тим улыбается слегка.

— Вита права была…

— Что?

— Она другая. Заметил?

Заметил, но не собираюсь это признавать. Точнее, его в этом участие.

— Не из-за него. Беременные все такие. Это гормоны и ребенок.

Брат смотрит на меня с сарказмом, но я и ему не собираюсь отвечать.

— Только мне что-то подсказывает, что они не любоваться собираются… — тихо говорит Тим, — Похоже, Вита и здесь была права.

— То есть…это я виноват, что ли?!

— Нет, виноват он.

— Но ты думаешь иначе.

Тим вздыхает и кладет руку мне на плечо, а потом сжимает его и слегка мотает головой.

— Нет, не думаю. Это все действительно его вина, а ты…я понимаю, что ты чувствуешь.

— Тогда какого хуя ты не злишься?! Вообще! Ты вообще не злишься!

— Я очень злился, честно. Особенно когда эта шалава приперлась к нему домой.

— Но?!

— Но я стоял и ждал у дома, пока она выйдет. Не смог уйти.

— И? — зло, но уже аккуратней спрашиваю.

Сердце в груди тарабанить начинает.

Наверно, я хочу верить, что мой отец не такое же дерьмо, как отец Марка. Я хорошо помню все, что тогда о нем вскрылось. Помню, как она рыдала на нашей кухне, а мы с пацанами подслушивали, ведь Марк сильно переживал за маму и хотел знать, что с ней случилось.

Помню, как он застыл, когда услышал, что его отец ей изменил.

Я помню, как вытянулось его лицо, и помню боль, которую почувствовал сам. Марк нам не брат, но мы дружим с детства, и он тоже часть нашей стаи. Почти сразу стал ей. Я помню как. Он был таким странным, но таким интересным…мы с Тимой играли в саду, когда увидели его во второй раз. Подсыпали опилки для муравьев, чтобы им было из чего строить свой домик, а Марк дошел тихо и спросил тоже тихо:

— Что вы там делаете?

Мы обернулись.

Я хорошо помню, что подумал про него тогда: нелепый какой-то. Марк стоял в футболке с собачкой и синих шортах, теребил очки или свои пальцы. Странный, нелепый какой-то, но…мама научила нас быть добрыми, а не