Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова

— Так почему ты одна? И почему грустная? Где Чернов?

— Я похожа на человека, который будет с вами разговаривать? — ожидаемой реакцией на вот такой вопрос с очевидной претензией должна бы стать новая ироничная улыбка, но Максим остался предельно серьезным:

— Ты похожа на человека, которому не с кем поговорить…

И сделал предельно больно. Как можно только правдой, которую ты даже для себя толком не сформулировал.

Неспособность быстро ответить Санта постаралась скрыть, а на самом деле выдала слабость.

Подняла стакан, сделала несколько глотков. Знала, что парировать надо. Но как? Если снаряд в мясо рубит душу?

К их столику подходит официант, смотрит на Санту, но попросить счет она не успевает. На локоть парня ложатся пальцы присевшего Максима, он снова улыбчив:

— Повторите нам, пожалуйста.

Берет на себя слишком много. Злит немыслимо.

Заставляет Санту потянуться за сумкой. Она хочет достать кошелек, оттуда наличку. Оставить купюру и уйти. Но не успевает.

Максим проворней. Её сумочка оказывается в заложниках. А сама она — смотрит на наглеца округлившимся глазами.

— Ты мне на один вопрос ответь только…

Но возмущенный взгляд мужчину абсолютно не смущает. Он говорит, склонив голову, потом держит паузу…

— Отдайте мои вещи.

С губ рвется «Данила запретил вам ко мне приближаться», но эта формулировка злит саму Санту. Дело не в запрете Данилы. Она сама — человек, который в праве определять круг своего общения. И Максим — не тот собеседник, в компании которого она готова провести хотя бы десяток минут.

Им говорить не о чем, даже если мужчине кажется иначе.

— Один вопрос и отдам…

Его наглость поражает, но поражаться глупо. В подобной наглости — его суть. В этом его стиль. За это он кем-то ценится.

Выдирать силой — стыдно. Идти на условия — неправильно. Санта чувствует себя немного пойманной…

— Почему ты проигнорировала предложение? Ладно, на вечере. Чернов бдит… При нем нельзя… Это я понимаю, — ирония по отношению к Даниле кажется Санте кощунственной, раздражает, но перебить она не успевает. — Но почему на второе не ответила? Вряд ли предел твоих мечтаний — глушить вечерами коктейли в баре наедине с собой, пока Чернов приумножает череду своих побед… А в Лексе у тебя точно была бы компания…

— Какое второе? — Санта постаралась вычленить из потока речи Максима важное. Повторила. Нахмурилась. Посмотрела в голубые глаза. Наверное, впервые так прямо. То ли почувствовала, то ли увидела в них вспышку. Судя по всему, мужчина доволен. Свою рыбу он подсек…

А рыбе как-то пох. Она ждет ответа.

— Я писал тебе.

Максим поясняет, Санта хмурится сильнее.

Она писем не получала.

— На почту? — уточняет, получает в ответ улыбку и перевод головы из стороны в сторону.

— Нет, малыш… На телефон.

Достает свой, разблокирует и бродит пальцами по экрану. Потом разворачивает к ней.

Позволяет взять в руки. Проверить номер. Посмотреть дату. Убедиться…

Получить новый удар в душу с опозданием.

Болезненный и сильный.

Он как не доверял, так и не доверяет.

Он как решал за неё, так и решает…

— Мне нечего делать в Лексе.

Но всё это — не дело Максима. Поэтому ему достается притворно равнодушный ответ. Она кладет телефон на столик и толкает к владельцу.

Чувствует себя Данилой, который после прикосновений к этому человеку всегда моет руки. Самой тоже хочется…

Она встает, выставляет ладонь, без слов прося отдать сумку, но Максим просьбу игнорирует…

А её так трясет, что скрывать это сложно. Поэтому:

— Я иду в уборную. Когда возвращаюсь — забираю свою вещь и ухожу. Если не забираю — всё равно ухожу. Можешь выбросить в урну, ценного там всё равно нет. — На её ультиматумы мужчина реагирует иронией. Ему вроде как забавно, а ей только злее с каждой секундой. — Не лезь ко мне, Максим… — голос холодеет. Взгляд тоже. Она не просит. Он пусть немного, но серьезнее воспринимает. — Ты везде проигрываешь Даниле. Везде и во всём. У каждого своя судьба. Твоя — такая.

Точно так же, как о каждом своем метком попадании знает Максим, Санта тоже знает, что шибанула больно. Но триумфом не наслаждается.

Её потряхивает. Разворачивается и идет в сторону уборной, лавируя в толпе. Уже там — опускает под воду руки, смотрит в зеркало…

Ей гаже, чем было после разговора с Данилой. Он обвинил её во всех грехах, а сам…

А сам, черт его дери…

Прижавшись спиной к стене, пользуясь тем, что здесь тише, Санта вытерла салфетками руки, разблокировала телефон, набрала Чернова.

Он взял почти сразу.

— Алло…

— Ты рылся в моем телефоне? — пауза, которая зависла после вопроса, говорила о его неожиданности. А Санте служила ответом.

— Что ты имеешь в виду? — куда более однозначным, чем дебильный уточняющий вопрос.

— Имею в виду то, о чем спрашиваю. Ты рылся в моем телефоне? Ты удалял мои диалоги?

— Санта… Ты где?

— Всё ясно…

Не в силах справиться со злостью, девушка скидывает. Рука бессильно повисает, она жмурится. Затылок вжимается в такую же декоративную облицовку. Бьется раз. Бьется два…

— Что ж такое… — Шепчет, жмурясь сильнее… Чувствует, как мир осыпается. И она вместе с миром. Всё к чертям. С самой высокой вершины она уверенно продолжает катиться, со скоростью наскакивая на острые каменные пики. — Что же, мать его, такое…

Ей снова хочется бежать, но правда в том, что бежать некуда.

Ноги несут в сторону столика, за которым недопитый стакан и улыбающийся человек. Второй её не интересует. Впрочем, как и содержащаяся в заложниках сумка.

Пальцы сжимаются на стекле.

— Жарко, правда? — она его осушает, чувствуя взгляд. Отвечать не собирается. — Но ты хотя бы маленькими глотками… Градус же… — На замечание тоже.

Разворачивается, чувствуя легкое головокружение, но абсолютно не боясь.

Выйдет на улицу — полегчает.

В руках