Кристин Арноти - У каждого свой рай

– Откуда эти чемоданы? – спросил он. – И почему ты уже вернулась? Мне хотелось тебе сделать сюрприз.

– Не упрекай меня больше, я здесь, это все. А если бы ты меня поцеловал…

– Мне бы принять ванну сначала, – сказал он.

Но он все же прикоснулся своими губами к моим. Наш романтический порыв оставлял желать лучшего. Он вошел в ванную комнату, мы разговаривали очень громко, иногда переходя на крик, пока он не появился, в халате, непричесанный, у него был довольно робкий вид. Я была рада его видеть. Чувство огромного блаженства охватило меня.

– Почему ты занялся покраской?

– Лабораторию закрыли. Надо было идти в отпуск. Они меня выставили за дверь, я возвращаюсь на работу только 1 сентября. Мне хотелось сделать тебе приятное.

– Ты мне не говорил, что умеешь красить.

То, о чем мы говорили, не имело никакого значения, но было приятно. Он объяснял, как если бы он был соискателем. Размеренно и точно.

– Представляешь, в конце продолжительных поисков я отыскал лавку москательных товаров, которая была открыта. Купил банки с краской и валики. Хозяин лавки объяснил мне, как я должен делать. Самое трудное, это снять прежнюю краску.

Я решил покрасить туалет в желто-канареечный цвет. Как ты считаешь? Красивый ярко-желтый цвет поднимает настроение утром…

Что мы делали в этой удушающей квартире? Мы говорили о валиках и туалете, который будет в случае необходимости желто-канареечного цвета. От белой квартиры взгляд Марка побелел.

– Надень очки…

– Зачем?

– Без очков ты выглядишь уязвимым.

– Ты считаешь? – сказал он.

Он нашел их и надел. Я рискнула задать трудный вопрос.

– Мне бы хотелось знать, где… Я снизошла. Произнесла имя.

– …где Джеки?

– На каникулах с родителями. Ты мне не хотела верить. Она была для меня лишь эпизодом. Ты ему придала слишком большое значение… Хочешь сигарету?

– Еще и запах.

Он принес мне пачку и сказал:

– Ты загорела, но у тебя усталый вид. У тебя, должно быть, болит спина. Целую ночь в самолете.

Мне следовало бы объявить ему, что я летела в первом классе. Что у меня было полно баксов. Но мы оказались в щекотливом положении.

Марк ушел одеваться в чуланчик. Я вошла в спальню, чтобы спрятать деньги. Кровать не была заправлена. Свисала мятая, несвежая простыня. Шторы были затянуты. Я открыла окно, сняла несвежие простыни и начала оправлять кровать.

Марк встал неподвижно на пороге, глядя на меня. Я бы отдохнула в прибранной проветренной спальне. Я снова принялась командовать. Даже если мне хотелось подчиняться, играть роль слабой женщины, которая возвращается в лоно семьи, у меня не получалось. Вокруг меня все должно было быть в порядке.

Он произнес, как когда-то, будучи учеником, желавшим вознаграждения.

– Уже месяц я не спал ни с кем.

Я должна была, наверно, поздравить его. Я не знала. Я вернулась в гостиную. Он меня обнял. От меня разило шампанским и дымом. Мне хотелось в свою очередь запереться в ванной комнате. Он мне мешал. Он закрыл ставни, и мы занялись любовью на полу на брезенте. Мы лежали на этом жестком холсте, обнаженные, бок о бок, дети двадцатого века, пропахшие краской и буржуазным порядком. Я стала частью белой системы Марка и не была от этого несчастной. Позже я поищу успокоения. Очень глубоко я ощущала боль, какое-то неопределенное чувство охватило меня. Я взяла сигарету. Он принес бутылку воды и начал пить из горлышка. Потные, грязноватые, мы ходили голые. Нам хотелось показать себя в натуральном виде. После долгой разлуки мы чувствовали приятное физическое возбуждение, в нашей связи не было никакой игры. В нашей супружеской непринужденности было что-то успокаивающее. Брак позволял жить разобщенно, при этом каждый из супругов был пленником другого. Не было нужды соблазнять.

Позже я нашла халат. Он выудил трусы из шкафа. И принес бутылку воды. Я никогда не пила из общей бутылки. Предпочитала пить из своей. Я все еще не оправилась от отвращения, которое у меня вызывала общая ложечка, переходившая от мамы ко мне, когда она меня кормила кашками.

С водой и сигаретами в темной комнате посреди валиков и трех открытых банок краски мы чувствовали себя чужими внутри нашей клетки.

– Ты останешься со мной? – спросил он.

– Наверно. Это потому, что ты решил подновить все. Я нахожу, что ты внимателен.

Изо всех сил мне хотелось узнать, любила я его или нет.

– Внимателен? Я не внимателен, – сказал он. – Мне тебя не хватало.

Он замолчал. Задумался. Затем сказал.

– Я знаю, что чего-то чуточку не хватает в наших отношениях, чтобы все было в порядке. Но я не смог бы тебе сказать точно, чего именно. Соучастия? Товарищества? Чуть больше смелости..

Я думала о квартире, которую собиралась купить. Но я не могла об этом говорить теперь.

Я смотрела на него. Марк похудел и выглядел усталым. Мы вернулись из длительного путешествия. Он – из месячного одиночества, я – из четырехнедельного потрясения. Как рассказать ему о Грегори? О Санто-Доминго, о семье-призраке, о моих деньгах? Я любила мои секреты, эти спокойные пласты молчания. Я давно поняла соблазнительную власть молчания. Спрятала свои семьдесят пять тысяч долларов под кровать. Не надо, чтобы я думала о них, когда мы будем снова заниматься любовью ночью. Завтра я пойду в банк. Мои доллары. Я их поменяю и истрачу. Я расскажу красивую историю Марку, когда у меня будет своя квартира. Приглашу его туда. Устрою себе гнедо, чтобы уберечься от рутины и износа. Сможет ли он согласиться с тем, что у меня будет свой угол? Я не знала. Я обретала Марка, знакомую обстановку. С восторгом и затаенной тоской. И несколькими тайнами. К счастью.

Вечером мы отправились в небольшое бистро на левом берегу и поужинали на террасе. У нашей пиццы был привкус молодости. Я согласилась на бокал розового вина. Я чувствовала себя одновременно в более выгодном положении и более опытной перед этим мужчиной, который так мало знал о жизни и который довольствовался скромными радостями. Это был человек спокойный и духовно ограниченный. Он довольствовался разумными радостями, в то время как мне хотелось карабкаться на Гималаи каждое утро для самоутверждения. Я испытывала непреодолимое желание написать книгу. Роман. Если бы я могла с ним поговорить об этом. Я напишу роман вместо диссертации. Он его прочтет и скажет: «Я задаю себе вопрос, откуда ты все это выуживаешь?» Он будет немного ревнив, немного счастлив. И придет в замешательство перед миром воображения, которого ему не дано.

– Что если нам провести ночь в гостинице? Не важно какой…

Он был в восторге от моего предложения. Мы отправились в гостиницу свиданий, где не требуется ни паспорт, ни багаж и где надо было платить вперед. Я занималась любовью с мужем в каком-то подозрительном отеле. Марку казалось, что он делает что-то предосудительное. Прикасается к греховному миру. Причастен к запретному. Он был от этого в восторге.