Дайана Стингли - Весь в моей любви

– Мамуля, запах изумительный, – сказала я, решив с самого начала взять правильный тон.

– Спасибо, Саманта. Поблагодари и тетю Марии – без ее помощи я никогда не смогла бы все приготовить.

– Спасибо, тетя Марни.

– Ну что ты, Саманта, не за что. Рада быть полезной.

– И вам спасибо, дядя Верн, – добавила я. Дядюшкины веки дрогнули. Впервые за много лет к нему обратились за праздничным столом, сказав что-то, кроме «Передай-ка бобы, будь любезен». Сбитые с толку мать и тетка удивленно приподняли брови: спасибо дяде Верну? За что? Верн не принимал участия в готовке.

– Мы прекрасно провели время за просмотром «Сумеречной зоны», любезно записанной дядей, – пояснила я.

– Неужели? – удивилась мать, подняв вверх нож, а тетка подозрительно уставилась на дядюшку. С каких пор дядя Верн научился хорошо проводить время? Вдруг он вкушает от всяческих наслаждений, а ей ничего об этом не известно?

– Прекрасно, – сказала она, нахмурившись.

– Мы с дядей Верном всегда отлично развлекаемся, – продолжала я. – После обеда сходим куда-нибудь, возьмем пива, если повезет, подцепим пару горячих цыпочек…

На секунду губы дяди Верна вроде бы дрогнули в улыбке, но он тут же принялся за дело, гарантировавшее, что внимание собравшихся вновь обратится на то, к чему ему полагается быть прикованным: взяв одно из блюд, дядя принялся складывать снедь себе в тарелку.

– Знаешь, Саманта, – сказала мать, снова принимаясь резать птицу, – лучше передавай-ка порции. Еды много, не есть же все холодным.

Ф-фу! Общий вздох облегчения и возвращение жизни в привычную колею. Пора выбросить из головы дурацкую историю с «Сумеречной зоной».

– Помню, помню, Саманта, тебе ножку, – уверенно сказала мать, – а еще? Какого тебе мяса – белого или темного?

Можно подумать, у матери список гостей на пятьдесят человек и невозможно запомнить, кто что любит. На протяжении четырнадцати лет, с тех пор как умер отец и кузен переехал в другой штат, мы собираемся вчетвером, и все предпочитают белое мясо. Ножек я не ем с десятилетнего возраста.

– Мне и Верну белого мяса, – встряла в разговор тетя Марни, словно впервые заявившись к Стоунам на День благодарения.

– Я бы тоже съела белого мяса, мама.

– Ты уверена? Я оставила ножку специально для тебя.

Препирательства заняли несколько минут, но мне все же удалось убедить мать, что я достаточно взрослая и могу есть белое мясо. Каждый год мы затеваем этот спор – ревностно хранимая традиция. Правда, в этом году я решилась на маленькое отступление: решив не воевать с матерью, я положила себе шпината в сметанном соусе, приготовляемого матерью специально для меня (шпинат со сметаной я ненавижу лет с пяти, когда впервые попробовала эту гадость). Поверх шпината я разложила разнообразную снедь, и он преспокойно растаял под картофельным пюре с подливкой. Представляю, какой жалкой могу показаться читателю – в тридцать четыре года прячу от матери несъеденный шпинат…

Когда с торжественным разрезанием индейки было покончено и перед каждым стояла тарелка с его порцией, мы посидели неподвижно, собираясь с силами. Затем тетя Марни произнесла то, что всегда говорила перед тем, как взять вилку и приступить к еде:

– Ну, разве не прелесть?

– Совершенное чудо, – поддакнула мать.

– Очень вкусно, – добавила я. В прошлом году я сказала «Да, это точно». Представление шло по накатанной.

– Предлагаю тост. – Мать подняла бокал. – За настоящий, традиционный День благодарения!

Тост все знали наизусть.

Мы чокнулись и отпили по глотку вина. Следующим номером шло обсуждение излюбленной темы матери и тетки: современность в подметки не годится прежним временам. Об этом они готовы распространяться часами, из года в год.

То ли я насмотрелась «Сумеречной зоны», утратив и без того хрупкое чувство реальности, или звонок Грега взволновал меня сильнее, чем показалось вначале, но, повинуясь какому-то дурацкому порыву, я решила сбить мать и тетку с привычного маршрута, вбросить мяч в игру – словом, начать спонтанную беседу. Не иначе как у меня случилась белая горячка.

Понимая, что надо действовать быстро, я сказала первое пришедшее на ум.

– Вы читали о собаках в утренней газете? – спросила я.

– О собаках? – ошарашено переспросила мать.

– О собаках? – повторила тетка с еще более озадаченным видом. Мне удалось сбить крейсер беседы с привычного курса, но я понимала: им не понадобится много времени, чтобы опомниться и вернуть разговор в привычное русло. Я решила перехватить инициативу, пока они не успели перегруппироваться.

– Очень интересная статья. Оказывается, собаки чувствуют возвращение хозяина. Я имею в виду, когда хозяину до дома еще мили две. Подходят к двери и ждут.

Мать и тетка смотрели так, словно я вдруг заговорила на суахили.

– Вот как? – рискнула проявить интерес мать, и я восхитилась ее мужеством. Мы никогда раньше не говорили о собаках в День благодарения.

– Знаете, – перебила ее тетка, – ничто не может сравниться с хорошим, традиционным Днем благодарения.

– Это еще не все, – не сдавалась я, стараясь удержаться на завоеванных позициях. – Подождите, вы не слышали самого поразительного. В статье описаны проведенные эксперименты: собаку увозили от хозяина миль на десять, один из исследователей уезжал с собакой, а другой оставался с ее хозяином. Затем в определенное время по просьбе исследователей хозяин произносил кличку питомца, и происходило невероятное: иногда собаки реагировали – лаяли, вскакивали, принимались прыгать, хотя от хозяев их отделяли десять миль. Разве это не интересно?

Обе женщины смотрели на меня безо всякого выражения.

– Очень интересно, – отозвалась мать после паузы. Никуда не деться, я все-таки плод ее чрева.

Тетка поспешила воспользоваться возникшим молчанием и подцепила булочку.

– Смотри, Тереза, – обратилась она к матери, – смотри, какова булочка на разломе. У покупной выпечки такого воздушного теста не найдешь, какие деньги ни отдай.

Существуют мощные силы, непостижимые для человеческого разума. Одной из них является настойчивость, с которой мать и тетка возвращаются к беседе о преимуществах домашней кухни. Тут бы мне и замолчать, воспользовавшись моментом, но я некстати вспомнила – кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Вам не кажется, было бы интересно попробовать? – спросила я.

Снова странные взгляды.

– Что тебе интересно попробовать? – с мученическим видом вопросила мать. Девять месяцев она носила меня в животе, и вот, пожалуйста: все, на что я гожусь – это болтать о собаках.

– Повторить данный эксперимент, – охотно поделилась я идеей. – Одна из нас может взять собаку и уехать куда-нибудь за десять миль. А другая произнесет кличку собаки, и посмотрим, прореагирует ли животное. Проверим, возможно ли это в действительности. Учтите, всем сразу ехать нельзя, одной придется остаться, чтобы позвать собаку.