Вирджиния Эндрюс - Все, что блестит

«Одна ложь порождает другую, – говорила бабушка Кэтрин. – А потом ложь свивается в клубок, как змеи, пожирающие на пиру своих молодых сородичей».

Сколько же еще придется мне лгать? Как далеко должна я зайти в своем обмане, прежде чем смогу жить в мире с любимым человеком? Луис увидел правду, понял, кто я такая. И понятно почему: он ведь знал меня в основном по голосу, по прикосновению, улавливал суть, потому что внешность была скрыта от него мраком слепоты, и он сразу же узнал меня. И все же он понял, что для подмены существовали свои причины, и не задал вопроса, не сделал ничего, чтобы поставить под угрозу хитроумную иллюзию, которую мы с Бо пытались превратить в реальность. Слишком дорога я была Луису, чтобы смущать меня вопросами.

Когда Бо вернулся домой, я рассказала ему о посещении Луиса.

– Я помню его, помню, как ты все время говорила о нем. Ты думаешь, он будет держать при себе то, что знает?

– О да, Бо, вне всякого сомнения.

– Возможно, нам не следует идти на этот концерт, – предложил Бо.

– Я должна пойти. Он ждет, что я пойду, и я хочу пойти. – Я говорила с такой твердостью, что Бо поднял брови. На минуту он задумался.

– Это не то мероприятие, на которое пошла бы Жизель, – предупредил он.

– Мне надоело делать только то, что сделала бы Жизель, надоело думать, как она, и говорить ее словами. Я чувствую себя пленницей в оболочке своей сестры, – вскричала я.

– Хорошо, Руби.

– Я сижу взаперти в этом доме большую часть времени из страха, что могу сделать или сказать что-нибудь не то и не так, когда тебя нет рядом, – продолжала я, и в голосе моем послышались пронзительные ноты.

– Я понимаю.

– Нет, не понимаешь. Это – пытка, – настаивала я.

– Мы пойдем на концерт. Если кто-нибудь поинтересуется, ты делаешь это ради меня, вот и все, – сказал он в заключение.

– Конечно, я же глупая, тупая, бесчувственная дура, просто кусок… избалованной плоти из высшего света, – простонала я.

Бо засмеялся:

– Ты права. Ты как раз описала Жизель.

– Тогда как же тебе пришло в голову жениться на ней? – спросила я гораздо резче, чем хотела.

Он передернулся.

– Я уже однажды объяснял тебе это, Руби. Причины не изменились. Я люблю тебя, всегда любил только тебя, – сказал он и поник головой, прежде чем повернулся и вышел.

Я осталась стоять, чувствуя себя ужасно. Казалось, я только и делала, что причиняла боль людям. Все, кого я любила, страдали так же, как и я. Мысли мои путались. Как же я ухитрилась ввергнуть всех нас в эту уродливую ситуацию? Я тонула, тонула в старом, знакомом водовороте безнадежного отчаяния.

Конечно, я понимала, что это не только моя вина. Бо не должен был покидать меня в таком состоянии, когда я поверила, что для меня и моей малышки нет никакой надежды, если я не выйду замуж за Поля; а Полю не следовало умолять, уговаривать и изводить меня искушением богатой удобной жизни; но и Жизель не смела воспользоваться ситуацией и выйти замуж за Бо только лишь для того, чтобы причинить мне боль. Теперь-то я знала, что на самом деле она не любила его, она изменяла ему, и кто знает, сколько раз? «У всех у нас есть свой грех, который довел нас до этого», – подумала я, но это не облегчило моих страданий и не умалило ощущения собственной вины.

«И все же нельзя нам сейчас вот так бросаться друг на друга. Зачем усиливать этот вихрь, который захватил нас и, может быть, уже никогда не отпустит?» – подумала я и пошла вслед за Бо, нашла его в библиотеке, где он стоял и смотрел в окно.

– Извини, Бо, – сказала я. – Я не должна была так взрываться.

Он медленно повернулся и улыбнулся.

– Ничего. Ты имеешь право на такие вспышки время от времени. Ведь ты находишься под постоянным стрессом. Мне гораздо легче. Мне ведь просто нужно быть самим собой, и я могу заняться бизнесом. Я должен проявлять больше понимания и чуткости к твоим нуждам. Извини.

– Тогда давай не будем об этом спорить, – сказала я.

Он подошел ко мне и обнял за плечи.

– Я и представить себе не могу, что я разозлился на тебя, Руби. Если я сделаю это, то еще больше буду ненавидеть себя потом. Обещаю тебе, – сказал он, мы поцеловались и пошли, обнявшись, в патио посмотреть, что там делают Перл с миссис Феррер.

Я решила, что ни один наряд из гардероба Жизель не подходит для концерта Луиса, поэтому пошла и купила элегантное длинное черное бархатное платье. Увидев меня в нем, Бо долго молчал, а затем покачал головой.

– Что? – потребовала я от него ответа.

– Только самый бесчувственный чурбан не заметит разницу между тобой и твоей сестрой и не поймет, кто ты на самом деле, – сказал он.

– Это потому что ты так хорошо меня знаешь, Бо. С виду Жизель не так уж и отличалась бы от меня, если бы надела это платье, просто ей было не интересно выглядеть зрелой женщиной. Она думала, что это не сексуально.

– Возможно, ты права, – проговорил он. – Во всяком случае, она ошибалась, если думала, что изысканность не сексуальна. У меня от тебя дух захватывает. – Он подумал немного, а потом кивнул. – Пожалуй, сегодня вечером тебе следует надеть одно из бриллиантовых ожерелий Дафни. Жизель бы надела, – подчеркнул он.

Я вздохнула, посмотрела на себя в зеркало и согласилась, что могла бы чем-нибудь украсить свою шею.

– Кроме того, – продолжал Бо, стараясь развеять мои сомнения, – зачем таить зло на драгоценности, бриллианты же не могут выбирать себе владельцев, правда?

Я засмеялась и подошла к шкатулке с драгоценностями Дафни.

– Уверен, что на ней они никогда так хорошо не смотрелись, – сказал Бо, сияя, пока я примеряла ожерелье, которое, как я помнила, подарил ей мой отец.

– Нет, смотрелись, Бо. Какой бы плохой она ни была и как бы жестоко ни обращалась с нами, она все же была красивой женщиной, обольстительницей, которая завладела сердцем и любовью моего отца, а потом измывалась и мучила его.

– И его брата тоже, – напомнил мне Бо.

– Да, и его брата тоже, – сказала я, вспоминая о бедном дяде Жане.

Хорошо было ускользнуть от своих мрачных мыслей и выбраться на великолепный вечер. На концерт Луиса собрались самые богатые и известные люди Нового Орлеана. Сердце мое наполнилось радостью, когда я увидела его имя и портрет на афишах. Мы присоединились к параду дорогих автомобилей и лимузинов перед входом в театр; водители и лакеи ловко и учтиво распахивали дверцы для дам в модных туалетах и мужчин в так-седо. Когда мы вышли из машины в море огней, мне показалось, что все глаза обратились в мою сторону, наблюдая за каждым движением и прислушиваясь к каждому слову. Помня, что рассказывал Бо об отношении Жизель к подобным мероприятиям, я старалась выглядеть хмурой и напряженной. Напряженной казаться было не трудно, потому что я очень нервничала.