Защищая ее - Элли Эверхарт

Крыло… Это похоже на крыло небольшого частного самолета.

— О, боже, нет. — Я оседаю на диван, не сводя глаз с экрана. Внизу бегущая строка: Частный самолет потерпел крушение на одной из взлетных полос аэропорта Вирджинии. Сенатор Пол Вингейт погиб.

Я увеличиваю громкость, и журналистка говорит: «…выживших нет. Учитывая серьезность аварии, считается, что люди на борту погибли при ударе. Сенатор Вингейт направлялся в Хартфорд на завтрашнее мероприятие, его сопровождали пресс-секретарь и два спичрайтера. Также в самолете была Рэйчел Кенсингтон, жена миллиардера Пирса Кенсингтона».

Я опускаю пульт, он выскальзывает из моих пальцев, когда журналистка продолжает репортаж:

«Наши источники утверждают, что миссис Кенсингтон присутствовала на выступлении сенатора Вингейта. Видимо, он предложил ей место в своем самолете, чтобы она могла вернуться домой к своей семье в Коннектикуте. Изначально она должна был лететь коммерческим рейсом, отправляющимся позже этим вечером».

— Нет! — Я закрываю глаза и протираю лицо руками. — Она не умерла!

Из телевизора доносится мужской голос.

— Согласно ранним сообщениям, вскоре после взлета с самолетом возникли проблемы. Очевидцы сообщают, что он упал на полосу, а затем загорелся. Следователи сейчас…

— Она не умерла! — кричу я в телевизор. — Ты не прав! Она не… она не мертва! — Я поднимаю пульт с пола и вслепую ищу кнопку выключения. Найдя ее, нажимаю, потом бросаю пульт прямиком в телевизор, разбивая экран.

Звонит телефон, и я сломя голову мчусь к нему. Может быть, это тот офицер, который прежде звонил мне, хочет сообщить, что ошибся. Что Рэйчел не было в самолете. Она передумала, и решила лететь коммерческим рейсом.

— Да?! — Я еле выдыхаю.

— Пирс, это мама. Мне очень жаль.

Я чувствую влагу на своем лице и осознаю, что плачу.

— Я только что видела новости, — говорит она. — Сейчас приеду.

— Нет! Не приезжай! Это неправда, в новостях солгали. Это все неправда!

— Пирс, я все же приеду.

— Нет, не вздумай приезжать! Ничего не случилось! Ты меня слышишь? Она в порядке. Она едет домой. Гаррет и я…

Гаррет.

О Боже, Гаррет. Я должен ему сказать.

— Как он? — спрашивает она.

Я выглянул в кухонное окно и увидел, как он бежит с футбольным мячом, и с огромной улыбкой на лице.

— Я… я не сказал ему.

— Ты должен, Пирс. Ты же не хочешь, чтобы он увидел это по телевизору.

— Хватит, мама! Хватит говорить мне, что делать!

— Мне нужно приехать. Сейчас не время…

— Не надо! Я справлюсь. — Смотрю, как Гаррет играет снаружи, и чувствую тяжесть в груди. Пульсирующую боль прямо в сердце. — Не приходи. Я сам скажу Гаррету. — Я говорю очень тихо. — До свидания, мама.

Повесив трубку, стою некоторое время, просто наблюдая, как играет Гаррет. Он так счастлив. Я всего лишь хочу, чтобы он был счастлив чуточку дольше, потому что скоро все будет кончено. Его счастье разобьется на части. Так же, как и мое.

Я никогда не буду счастлив снова. Никогда. Моя жена, моя родственная душа, любовь всей моей жизни… ушла. Ушла навсегда. И я никогда не буду счастлив снова.

Через несколько минут я споласкиваю лицо и открываю раздвижную стеклянную дверь, ведущую на задний двор.

— Гаррет, заходи внутрь. Сэм, тебе нужно идти домой.

— Папа, мы можем поиграть еще пару минут? Я показывал Сэму новый пас, который придумал.

— Нет, иди внутрь. Прямо сейчас. — Я делаю глубокие вдохи, чтобы вернуть себе самообладание. Я не могу сломаться сейчас, это будет и так достаточно сложно для него. Ему нужно, чтобы я был сильным. Чтобы дать ему надежду, что мы каким-то образом справимся со всем этим, хотя я не думаю, что мы сможем. Я не знаю, возможно ли это.

Ребята бегут к дому и заходят внутрь, я закрываю за ними дверь. Они идут к раковине, наполняя стаканы водой.

— Сэм! — Я стою рядом с ним. — Тебе пора домой. Прямо сейчас!

Оба мальчика слышат гнев в моем голосе и медленно опускают стаканы.

— Увидимся позже, — говорит Сэм Гаррету, глядя на меня.

— Да, пока. — Сэм выбегает из кухни через гостиную и выходит через парадную дверь. Я жду, пока не слышу, как она закрывается, а затем подхожу к сыну.

— Давай присядем. — Я кладу руку ему на плечо, подталкивая к дивану.

— У меня проблемы? — испуганно спрашивает он.

Я качаю головой.

— Нет, ты ни в чем не виноват.

— Тогда что не так? Почему ты накричал на Сэма?

— Я не хотел. Мне просто нужно было, чтобы он ушел.

— Мы уже поедем за мамой?

Я судорожно сглатываю комок в горле.

— Нет.

— Но ты же говорил, что мы поедем после пяти. Уже начало шестого.

— Мы не идем. — Я смотрю на его руки и беру их в своих.

Он смотрит вниз на наши соединенные руки.

— Почему мы не идем?

— Кое-что произошло. — Я не смотрю на него, но слышу, как у него прерывается дыхание. Он знает, что это кое-что плохое. Он чувствует.

— Что случилось?

— Несчастный случай.

— Что за несчастный случай?

Дьявол, я не могу этого сделать! Я не могу ему сказать.

— Папа, что за несчастный случай?

Я глубоко вздыхаю и сглатываю. Поднимаю глаза и вижу, что Гаррет на меня смотрит. Я не хочу говорить ему, но должен.

— Самолет, на котором летела твоя мама, упал в Вирджинии.

Он вырывает свои руки из моих, его грудь поднимается и опускается, когда он делает частые, небольшие вдохи.

— Он разбился?

Я с усилием киваю.

— Да.

Его глаза расширяются, когда он смотрит на меня. Пытается выяснить, что значат мои слова.

— Она в порядке? — осторожно спрашивает Гаррет.

Я медленно качаю головой.

— Нет, она не в порядке. — Молчу, глядя на него. — Ее больше нет, Гаррет, она ушла.

Он резко вдыхает и быстро встает.

— Нет, она не ушла! Только не мама! — Его губы дрожат, а по щекам бегут слезы.

— Гаррет. — Я тянусь к нему, но он отступает.

— Я… я сделал ей открытку, чтобы… поприветствовать дома. — Его голос дрожит, он икает, утирая слезы. — Она наверху. Я… я пойду возьму ее, и мы поедем… в аэропорт.

Мои глаза снова увлажняются, и комок в горле обжигает, будто я проглотил кислоту.

— Мы не поедем в аэропорт, Гаррет.

— Она не ушла! — кричит он, когда слезы льются из его глаз. — Она не ушла!

Я вскакиваю с дивана, и прижимаю к себе Гаррета.

— Мне очень жаль, Гаррет.

— Опусти меня! — Он начинает пинаться, пытаясь вырваться.

Я сажусь на диван и держу сына, крепко прижимая к груди.

— Это моя вина.

— Она не мертва! — Теперь он взахлеб рыдает. Я не могу