Бог злости - Рина Кент

еще поднимаются и опускаются в нерегулярном ритме, когда она глотает.

— Ты... не сделал этого.

— Что? Совершал убийство? Пока нет, но мой брат считает, что это вопрос времени, а не «если».

— Я серьезно. — Она пытается оттолкнуться, но моя хватка на ее бедрах удерживает ее на месте. — Ты только что набросился на меня, пока я спала?

Улыбка приподнимает мои губы.

— Ты не могла бы так уснуть, если бы кончила мне на язык. Кроме того, я сказал тебе, что твой отвратительный, красивый рот заводит меня, так что, если ты не в настроении для двадцатого раунда, тебе следует немного сдержаться.

Пунцовый румянец покрывает ее щеки, и она поворачивает голову в сторону, ее пальцы впиваются в простыни. Затем, поскольку ей нравится провоцировать меня ради спортивного интереса, она снова пытается вырвать свою ногу из моей хватки.

— Не делай этого. — Я ущипнул ее за клитор, и она ахнула, звук подействовал на меня сильнее, чем следовало бы. — Если ты снова попытаешься отстраниться от меня, это только разозлит меня.

— О, мне очень жаль. Должна ли я радоваться тому, что ты прикасаешься ко мне? Устроить вечеринку или что-то в этом роде?

— Осторожно, — моя челюсть сжимается.

— Или что? Ты трахнешь меня? — Она фыркает. — Ты уже избавился от девственности.

— Это только начало, а не конец, детка. — Я позволяю ее ногам упасть на матрас и ползу по ее телу, пока моя грудь не накрывает ее. Затем, понимая, что я, вероятно, раздавлю ее, я переворачиваю нас так, что моя спина соприкасается с матрасом, и она оказывается на мне сверху.

Чтобы убедиться, что она не попытается выкинуть что-нибудь смешное, я зажимаю ее ноги между своими и позволяю своим пальцам запутаться в ее волосах, немного их растрепав.

Немного запутал ее.

Иногда она настолько совершенна, что меня это чертовски бесит.

Потому что, хотя слова Гарета для меня ничего не значат, он прав насчет оболочки. У него есть стержень. Тот факт, что наши разногласия всегда будут стеной между нами, наполняет меня еще большей яростью.

Она опирается на свои руки, которые лежат у меня на груди, и поднимает голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, нахмурив брови.

— Начало, а не конец? Что это должно означать?

— Я не знаю, — рассеянно говорю я, наблюдая за тем, как мои пальцы прокладывают путь по ее каштановым светлым волосам и вниз по горлу. Мои чувства сейчас одержимы бурлящей точкой пульса, которая почти выпирает из ее зеленоватой вены.

Интересно, как она выглядит изнутри, посреди всей этой крови? Что еще я могу найти?

Но это означает, что мне придется вскрывать ее, как всех этих посмертных пациентов, и эта мысль вызывает тошноту в моем желудке.

Если я загляну внутрь нее, я потеряю ее голос, ее тепло, ее темперамент и даже наши раздражающие ссоры. Все.

Я не хочу, чтобы она умерла.

Черт.

Я действительно не хочу ее смерти и готов бороться со своими демонами, чтобы они отказались от желания заглянуть внутрь нее.

— Ты хотел моей девственности и ты ее получил. Что еще тебе нужно? — Ее испуганный голос делает меня чертовски твердым, и это неудобно, учитывая мои попытки не напрягаться.

— Я никогда не говорил, что мне нужна только твоя девственность. Это твое собственное предположение, и я не несу за него никакой ответственности. Кроме того, теперь, когда девственной плевы нет, я могу трахать тебя когда угодно и как угодно, не обращая внимания на твою излишнюю драматичность.

Она издала дрожащий вздох.

— Как долго я должна раздвигать ноги, чтобы ты получил достаточно?

— Я еще не решил, и перестань вести себя так, будто тебе это не нравится, когда твой вкус все еще на моем языке, а твои крики удовольствия отдаются эхом в моих ушах. Я могу выглядеть спокойным, но твое поведение действует мне на нервы.

Ее взгляд остается на месте, и я знаю, что это требует от нее некоторых усилий, потому что она дрожит на мне, явно напуганная, но все еще отказывается отступить.

— Посмотри на это. Теперь ты знаешь, что я чувствую все время.

— Твоя игра в сарказм улучшилась.

— Училась у лучших. — Вероятно, поняв, что ей некуда деваться, она расслабляется и кладет голову на руки. — Это твоя комната?

Я издаю утвердительный звук, и она долго осматривает всю черно-белую мебель, шторы и стол. Единственное цветовое пятно — это красная игрушечная машинка, которая была у меня с детства.

— Это... безлико, — шепчет она.

— Личное переоценивают.

— Ты можешь хоть на секунду не быть прагматичным?

— Как еще я могу заставить тебя покраснеть, как девственницу? О, прости, ты больше не девственница.

— Очень смешно.

Я ухмыляюсь, зажав белокурую прядь между пальцами.

— Я живу, чтобы развлекать. —Она бросает на меня взгляд.

— Ты выглядишь таким довольным собой.

— Это потому, что я доволен. — Я потираю свою полутвердую эрекцию о ее живот. — Ты достаточно отдохнула для еще одного раунда?

— Пожалуйста, не надо. Мне так больно, что я едва могу дышать, не чувствуя дискомфорта.

— Ты имеешь в виду ощущение моего члена внутри тебя. — Я улыбаюсь, когда она снова краснеет и хватаю ее за щеку одной ладонью, заставляя ее стонать.

— Что ты делаешь?

— Расслабься. Я не собираюсь тебя трахать.

Она смотрит на меня подозрительно.

— Ты правда не будешь?

— Нет, если тебе так больно. В конце концов, ты сказала «пожалуйста».

Я глажу кожу ее задницы, затем скольжу ладонью вверх к бедрам, пока не чувствую, как она расслабляется на мне.

Но она продолжает смотреть на меня с недоверием.

— Что?

— Я просто не могу поверить, что тебя может остановить «пожалуйста». Если бы я знала, я бы умоляла раньше.

— Это бы меня не остановило. Если я решу трахнуть твою киску, никто, включая тебя, не сможет меня остановить.

— Ты хочешь сказать, что не хочешь трахать меня сейчас?

— Хочу, но я также не хочу причинять тебе боли.

— Ты сделал это той ночью у обрыва. — Ее голос мягкий.

— Я знаю, ты не готова признать это, но я что-то почувствовал от тебя, иначе бы я не стал продолжать.

— Что-то вроде чего?

— Твое желание.

— Я бы