Вечное лето - Кейси Эшли Доуз

Мое 28-летие мы решаем отпраздновать в кафе, потому что день, как всегда в это число (18 июня), выдается слишком жарким и сидеть под палящим солнцем весь день на той же веранде или на природе просто невозможно. Мы все веселимся, но Сантино напивается быстрее всех.

Только как-то странно. Когда он последний раз при мне так надрался на выпускном, он стал еще веселее, еще безбашеннее, еще активнее и изобретательнее на всякие шалости. Здесь же он, не закусывая, выпил целую бутылку виски, после откинулся на спинку стула и просто наблюдал за нами, пока не заснул в такой же позе.

Вообще у них летом клиентов стало больше, и, думаю, он просто слишком устает.

– Я люблю тебя, – говорит он мне уже дома вечером, когда остаемся одни, – правда, ты единственная девушка, которую я когда-либо любил.

– В день рождения это слышать еще приятнее, – усмехаюсь я, – особенно потому, что не так уж часто ты это и говоришь.

– Неправда, – хмурится он, – я постоянно тебе об этом напоминаю.

– Я пошутила, – смеюсь я и целую его, притягивая к себе.

Однако, если честно, я не пошутила.

Конечно, не хотелось развивать эту тему в день рождения, тем более в постели, тем более перед тем, как заняться сексом, но это была правда.

Сантино стал каким-то отрешенным ко всему. Не только ко мне. Когда Оливия в конце года притащила ему дневник с одними «А», с восторгом махая перед лицом, он лишь вяло улыбнулся и потрепал ее по голове:

– Вся в маму, – заявил он, поцеловал ее в лоб и вновь уставился в телик.

И это все? Ребенок закончил первый класс, получил первые годовые оценки, и все А! Вместо того, чтобы подурачиться, пообещать шоколада, возвести ей целые баллады о том, какая она умная и самая лучшая (как сделала потом я), он просто сказал вот это, словно она сообщила, что правильно ответила на уроке на элементарный вопрос.

Его гораздо меньше стала интересовать и я. Иной раз он прежде не упускал возможности пристать ко мне, даже если я в поношенных трениках мою пол на карачках. А тут на прошлых выходных я в обтягивающих лосинах занималась йогой нарочно в одной с ним комнате, а он лишь заявил, что я, как всегда, сексуальна.

Причем не с какой-нибудь там означающей ухмылочкой или хотя бы томно, а просто словно отдал должное моей форме, которая в данный момент его не особо-то и притягивает.

Но когда заканчивается лето и наступает осень, а его поведение не меняется, а лишь становится еще более апатичным, я начинаю переживать, что у него какие-то проблемы. Если бы дело было в усталости, в загруженности из-за потока клиентов – но теперь их вновь почти нет.

В одну из суббот он смотрел матч по телику, и я заметила, что у него кончается пиво. Решив его порадовать (чтобы ему не пришлось, как всегда, самому вставать за ним и пропустить очередной гол), я принесла банку сейчас, сразу из холодильника.

Но, глянув на нее, он лишь как-то горько усмехнулся:

– Какая все-таки жизнь злая штука, детка.

Я озадаченно хмурюсь:

– О чем ты?

– Я в итоге стал тем

(…черта с два. Прожить жизнь, чтобы вкалывать, как робот, ненавидя каждый день, и жить лишь мыслью, чтобы в субботу сесть перед теликом и выпить пива? а с понедельника опять начать ненавидеть жизнь до вечера субботы?..),

кем всегда больше всего стать боялся.

– Сантино…

Я сажусь на боковину кресла рядом с ним и беру его лицо в ладони:

– Разве мы плохо живем? Да, мы не хватаем звезд с неба, но разве ты ненавидишь жизнь от понедельника до субботы? У тебя есть я, у тебя есть Олив. По-моему, – шутливо толкаю бедром банку, – мы намного интереснее банки пива по выходным?

Но у меня не получается вывести его на веселье. Точнее, он, конечно, смеется, но я вижу, что вся эта задорность напускная и вынужденная.

Но кажется, он и правда осознает, что я права. Потому что постепенно возвращается тот веселый Сантино, который катает на плечах Олив, отвешивает мне комплименты и украдкой хлопает по заднице, заявляя, что ходить в таких шортах – это преступление против него.

В свободное от работы время он даже пытается разобраться в уроках с Оливией, но это выше его сил.

– Все-таки и в двадцать восемь лет D на А не исправить, – усмехается он мне, давая тетрадь дочери и позволяя спасти его из этого безвыходного положения.

Оливия смеется и говорит, что папа неправильно сложил в столбик, а Сантино на это лишь закатывает глаза и показывает нам обеим язык.

Я говорю маме, что еще никогда не была так счастлива, а она заявляет, что после всех скитаний и испытаний даже наши с Сантино отношения, видимо, заслужили положенной награды и спокойного счастья.

На ту субботу мы с Рамосом запланировали пойти в кино. Как сейчас помню, уходя по традиции с эклерами к Кэти, я попросила его не сидеть до последнего, чтобы я его потом не ждала. Мол, встречаемся у кинотеатра к 12:20, чтобы не опоздать на фильм, который начинается в половину.

– Конечно, детка, – он послал мне воздушный поцелуй, оторвавшись от телефона.

– Не опоздай! – повторяю я с хитрой улыбкой.

– Мне достаточно вспомнить, какое белье ты надела с утра, чтобы не опоздать, – усмехается он, и я беру эклеры.

Он выглядел совершенно счастливым. Даже игривым.

Но когда я в 12:20 подошла к кинотеатру, его не было. Я написала ему псевдогневное СМС, самая хихикая, и зашла внутрь. Однако он не появился и к 12:40, потому ждать стало больше бессмысленно. Теперь-то уж я действительно разозлилась – я красилась и наряжалась с утра отнюдь не для Кэти.

Между прочим, про белье он верно подметил, – и это тоже не для Кэти. А он просто взял и не пришел. Если честно, я тогда была почти уверена, что он попросту забыл. Это вполне в духе Сантино – забыть не про фильм, но про время. А потом сказать «твою мать, а я думал, еще только одиннадцать!».

Пока я чертовски злая шла домой, то уже придумала десять ответных реплик на это идиотское заявление.

– Ты просто говнюк, Сантино! – возмущаюсь я, снимая туфли, – я просила тебя не опаздывать, а ты просто забыл! Прекрасно!

Я даже не обратила внимания, что в этот