Неудачник - Эль Кеннеди

— То есть ты хочешь сказать, что моя новая мачеха — шлюха?

— Эй. — Мое лицо застывает с предупреждением. — Скажешь это еще раз, и я сотру твое существование из цифрового мира. А также опустошу твой трастовый фонд.

У него хватает порядочности выглядеть раскаивающимся.

— Прости.

— Лучше бы ты это и имел ввиду. Никто не говорит о маме гадости. Она может быть самовлюбленной временами, но она все равно моя мама.

На журнальном столике начинает вибрировать старый телефон Фенна. Он наклоняется вперед, чтобы взглянуть на экран, затем морщится.

— Черт. Ну вот, началось. — Он включает громкую связь и закатывает глаза на меня. — Да?

— Рад, что застал тебя, — говорит Дэвид. — ЭрДжей там с тобой?

Фенн протягивает мне телефон.

— Да, привет, Дэвид, — говорю я неловко.

— Отлично. Со мной твоя мама. У тебя была возможность открыть посылку, которую я доставил курьером? — Должно быть, он только что получил уведомление о доставке. Довольно нетерпеливый бобер.

Я опускаюсь рядом с Фенном.

— Привет, мам.

— Привет, приятель. Привет, Фенн.

— Довольно круто, правда? — Дэвид говорит о новом устройстве с гораздо большим энтузиазмом, чем любой из нас. — Предполагается, что он станет первым смартфоном на Луне. Я не знаю, как это работает, но ты, наверное, разбираешься в технике лучше меня.

— Отлично, папа. — Фенн показывает средний палец на телефоне. — Я могу заказать пиццу из NASA, но будет ли она работать в лифте?

— ЭрДжей, мне сказали, что в нем самый быстрый процессор из когда-либо созданных в смартфонах. В два раза быстрее, чем все, что есть на рынке.

— Круто, да. Спасибо, Дэвид.

Странно даже принимать это. Подарки от мамы обычно сводились к подарочным картам или наличным. На что я не жалуюсь.

— Я уверен, что ты знаешь, как их настроить, — говорит Дэвид. — Дай мне знать, что ты думаешь.

— Ага. Хорошо, — говорит Фенн, торопясь повесить трубку. — Пока.

— О, приятель, прежде чем ты отключишься. — Моя мама вклинивается прежде, чем Фенн успевает закончить звонок. — Мы подумали, что было бы здорово взять семейный отпуск на праздники. Мы не так много времени проводили вместе, вчетвером, пока вы двое не уехали в школу. Что вы думаете?

Фенн прикладывает два пальца к голове, предпочитая быструю, безболезненную смерть медленной, мучительной пытке семейного общения. Я соглашаюсь с ним.

— Да, отлично, мам.

Я лгу, потому что что еще я должен был сказать? Пусть она сама себя вырубает. До зимних каникул еще несколько месяцев. К тому времени я смогу придумать, как выпутаться из этого.

После того, как Фенн повесил трубку, мы решаем проявить великодушие и открыть телефоны, чтобы проверить их. Несмотря на всю шумиху, они выглядят как обычные телефоны.

— Я никогда не был в семейном отпуске, — признаюсь я, прокручивая процесс настройки моего нового космического телефона. — Мамина работа была связана с путешествиями, поэтому, когда ей удавалось побыть дома какое-то время, последнее, что она хотела сделать, это сесть на другой самолет или провести несколько часов в машине.

— Мы часто куда-то ездили, — говорит он мне. — Когда мама была рядом. Мы проводили каникулы на Винограднике.

— Конечно, ты это делал. — Шикарный маленький засранец.

— Это были хорошие воспоминания. — Фенн отбрасывает телефон в сторону, чтобы прикусить щеку. Он смотрит в телевизор, но я не думаю, что он осознает это.

Внутри я съеживаюсь, потому что чувствую, как полное эмоциональное признание прорывается на поверхность. Учитывая прошлую ночь со Слоан, я не уверен, что у меня есть свободное время, чтобы втягиваться в еще один разговор по душам. Но я бы чувствовал себя придурком, если бы ушел отлить, пока Фенн погружен в воспоминания, так что у меня нет другого выбора, кроме как ухмыляться и терпеть это.

— Мой отец тогда был другим, — признается он. — Всегда хотел, чтобы мероприятия планировались вместе с нами. Мы ходили на рыбалку или просто катались на парусной лодке. Он часами учил меня узлам, которые я никогда не мог запомнить.

Трудно представить семейную динамику, которую он описывает между этими двумя. Я знавал семьи, которые не ладили друг с другом. Дети, которые ненавидели своих родителей. Родители, которые были злыми, как дерьмо, и не могли быть обеспокоены. То, что есть у Фенна и Дэвида, едва ли не хуже. У них нет веских причин заботиться о мире, кроме какой-то глубокой скрытой враждебности, из-за которой Фенну хочется заткнуть уши палочками для еды при звуке голоса своего отца.

— Так что же произошло? — спрашиваю я. — Похоже, независимо от того, как часто ты говоришь ему отвалить, он продолжает пытаться завоевать твое доверие.

Какая бы сентиментальность ни овладела на короткое время кислым настроением Фенна, она растворяется в кислоте его негодования.

— После смерти мамы он решил не иметь с этим дела. Моей мамы не стало, и мой отец исчез. Все, что он делал, это работал, а когда был дома, делал все возможное, чтобы избегать меня. Годами притворяться, что меня не существует. И вдруг он появляется с новой женой и ребенком… — Фенн пронзает взглядом мой череп. — Это не любовь, не доброта и не его великодушная щедрость, чувак. Он пытается отвлечь всех от того факта, что он дерьмовый человек, которому наплевать на всех остальных. Когда это пройдет, поверь мне. Он снова превратится в эгоистичного придурка.

На этом Фенн выключает игровую приставку и включает футбольный матч, увеличивая громкость. Как бы мне не хотелось втягиваться в сеанс психотерапии по поводу детских травм, я действительно сочувствую этому парню. Отсутствие отца оказывает на ребенка большое влияние.

— По крайней мере, твоего отца ФБР никогда не вытаскивало голым из номера мотеля.

Его голова резко поворачивается.

— Что за черт?

— О, да. Первый арест отца был дерьмовым шоу. Они были там, чтобы арестовать его по обвинению в мошенничестве. Застали его загорающим, потому что он должен был убедить какую-то фирму, что последние полгода был в Панаме, заключая какую-то крупную сделку по развитию.

Фенн тихонько присвистывает.

— Это внимание к деталям.