Развод. Бумерангом по самые я... - Каролина Шевцова

оказываются черными.

Влад меняется в лице, из розового, распаренного после ванной оно становится землянисто-серым. Он бежит к кровати, хватает телефон и несколько секунд таращится на экран, что-то считая в уме.

- Там глубокая ночь… - бормочет он, и в его глазах мечется что-то дикое.

- Поздравляю, твоя птица из категории ночных. Это что, мне звонила какая-то сипуха или даже сова?

Он бросает на меня короткий, обиженный взгляд и шипит:

- Мы все обсудим позже, сейчас мне нужно позвонить.

Как был, голый, с полотенцем на бедрах, он выходит из спальни. Я не подслушиваю, но его голос до того громкий, что брошенное мимоходом «да, моя хорошая» пробирается под кожу. И больно царапает изнутри.

Захлопываю дверь вслед за этим мудаком.

Не хочу! Даже случайно не хочу слышать, о чем они разговаривают!

Сейчас, когда Влада нет, эмоции наконец отпускают и я могу думать. Точнее возмущаться. От собственной же глупости.

С чего это я должна уезжать?

На стенах мои обои. В шкафу мои духи. А на подушке мои слезы. Все это мое, и что уж там, немного Казанского, но при чем тут Яшин?

Это мой дом. А он здесь — лишний.

Господи, какая же я была дура! Поверила, что можно начать с чистого листа с тем, кто уже однажды разорвал его в клочья. В прошлый раз уходила я. Ушла - но украдкой оглядывалась. Ждала, что он бросится вдогонку, схватит за руку, скажет: «Останься!»

Не сказал. Не вернул.

А теперь - телефонные пташки, ночные звонки, его бледное лицо...

Хватит.

Я резко разворачиваюсь к шкафу, выдергиваю его чемодан - тот самый, с которым он приехал недавно, наивно пообещав, что в этот раз навсегда. Швыряю на кровать.

- Что ты делаешь? - Влад застывает в дверном проеме, телефон все еще в руке.

- Ты возвращаешься домой. Сегодня. Сейчас. - Я бью ладонью по крышке чемодана. –Или тебе нужна помощь с упаковкой?

Он моргает, будто не понимает язык, на котором я говорю.

- Кариша...

- Не надо. Ни «Кариш», ни оправданий. - Я переступаю через брошенное на полу полотенце, будто через что-то мертвое. - Ты и так задержался здесь непозволительно долго.

- Я все тебе объясню!

- Объяснишь ей. – Перебиваю я и тычу пальцем в телефон. - А я...

- Кому «ей», Карина? Моей дочери?

Глоток воздуха. Глубже. Резче. И снова темнота.

 

Глава 36

Это было бы даже смешно, вот только я не могу ни смеяться, ни плакать. Все внутри меня заледенело, покрылось толстым слоем снега. Наверное, потому меня так и морозит, я больше не человек, я ледышка.

- Сколько их, милый? Или ты как гриб, размножаешься почкованием?

Влад отворачивается, чтобы одеться. Джинсы, свитер, который я ему подарила и все. Как удобно - не придется тратить время на сбор чемодана. Он обходился минимумом вещей, будто заранее знал, что однажды придется уйти налегке.

Я мысленно отмечаю, как ловки движения его рук, как уверенно он застегивает ремень. В пятьдесят он все еще красив. Черт.

- Нам нужно поговорить, - говорит он тихо.

Голос ровный, без привычной хрипотцы. Раньше он бы уже орал, чтобы перекричать меня, доказывая свою правоту. А теперь… Теперь мы оба говорим спокойно. И от этого еще страшнее.

- Нет, ошибаешься. Нам как раз не нужно разговаривать. Ни тогда, ни тем более сейчас.

Он вздыхает, подходит ближе. От него пахнет табаком и чем-то древесным. Чем-то родным. Чем-то, что придется с корнем выкорчевывать из меня теперь.

- Карина, я не обманываю. Мне звонила моя дочь.

- Какая по счету, Влад? - Я прищуриваюсь. - Извини, я сбилась. Давай просто закончим это. Я слишком устала от твоего вранья.

Он не огрызается. Не кричит. Просто молча достает паспорт и раскрывает его передо мной.

- У меня три ребенка. Всего три. И это единственное, в чем я не был с тобой откровенен.

Я смотрю на три строчки в графе «дети». Где-то там, в другом мире, у него есть жизнь, о которой я даже не догадывалась и которая теперь умещается в три графы.

1.

2.

3...

- Ах, единственное? - Мой голос звучит ядовито. - И впрямь, какая ерунда! Чего я, в самом деле, придираюсь? А жен, прости, пожалуйста, было сколько? Ты не дружишь с цифрами, вдруг и тут что-то напутал.

Он даже не морщится. Просто наклоняется к чемодану, достает папку и протягивает мне.

- Зачем мне это? - Я отстраняюсь.

- Ты спрашиваешь, я отвечаю.

- Слишком поздно, Влад. Мне уже не нужны твои ответы.

- Нет, нужны. - Его глаза темнеют. - Я знаю тебя, Кариш… - сбивается и тут же поправляет себя. - Карина. В любой другой ситуации я бы уже стоял за порогом, с цветочным горшком на голове вместо шапки.

Я хмыкаю. Правда.

- Тебе нужны мои ответы, - продолжает он. - А мне нужно рассказать тебе все, что я скрывал. Давно было нужно.

Я сжимаю кулаки. Ногти впиваются в ладони, но боль тупая, далекая.

- Говори. Но не думаю, что это как-то изменит ситуацию.

Он опускается на кровать рядом. Не касается меня. Просто сидит, глядя в пол.

- Я был женат один раз. Моя жена, как ты знаешь, умерла. Вот документы, свидетельство о браке, свидетельство о смерти. Вся моя супружеская жизнь в двух бумажках.

- И трех детях.

- И в них.

- Почему ты не сказал сразу? – мой голос звучит тише, чем я планировала

- Как ты себе это представляешь? Ты такая самостоятельная, такая крутая, охеренная, одним словом. – Он делает в воздухе странный жест, который должен описать меня целиком. Получается что-то гитарообразное со звездой на конце. - И ты никогда не хотела детей, а тут я, планирую прочно поселиться в твоей жизни и у меня их трое. И я неоткажусь ни от одного из них.

- Неужели, ты думаешь, что