Поклянись мне - Сара К. Л. Уилсон

присоединились к нам в комнате, но они отступают, позволяя мне взять инициативу на себя.

Я должен заставить себя не думать о том, что он сказал об Иззи, отражающей отметки, которые ей ставила Алесси. Мысль о том, что ей причинят боль, вызывает у меня желание сжечь весь этот богом забытый город дотла. И развод? Это случится только через мое мертвое, гребаное изуродованное тело.

— Не смотри на меня в поисках помощи, ты, кусок дерьма. Ты похитил мою гребаную жену, и что? Блядь, избил ее.… Я собираюсь поступить с тобой гораздо хуже. Черт возьми, ты заслуживаешь потерять одну-две конечности за то, что посмел назвать самую гребаную драгоценную женщину на земле сукой и ничтожеством.

Не то чтобы ты не называл ее так и даже чаще за последние несколько дней.

Ты такой же плохой, как и они.

Ты не заслуживаешь того, чтобы мстить за нее.

Ее жизнь была бы лучше, если бы тебя в ней не было.

Нет. Неа. К черту это. У меня есть только одна причина жить, и это она. Я скорее вырежу себе сердце, чем позволю, чтобы с ней снова что-нибудь случилось.

Мой взгляд переключается на придурка, который ударил Иззи ножом в спину после того, как позволил ей поверить, что он мужчина, на которого она может положиться большую часть своей жизни, и на этот раз я позволяю ярости взять вверх.

Я подхожу к нему и рассматриваю синяки и раны, уродующие его тело. Я проглатываю тошноту, которая угрожает появиться во второй раз за сегодняшний день при виде него. Не потому что мне не похуй на него, а потому что я знаю, что у Иззи такие же отметины на теле.

Тело, которое должно оставаться заключенным в стекло, которому, черт возьми, следует поклоняться, а не покрываться шрамами.

— Ты сделал это с ней? — Спрашиваю я, указывая на его тело, и он смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Теперь, когда я стою ближе и могу как следует рассмотреть его раны, я вижу, что у него вывихнуто плечо, под глазом синяк, а со лба капает кровь. Его руки и ноги покрыты крошечными порезами. Его рубашка разорвана, а ребра и торс покрыты синяками.

У меня перехватывает дыхание при мысли о том, какой одинокой, должно быть, чувствовала себя Иззи, пока была заперта здесь, внизу. К стене прикреплена цепь, а на полу в углу комнаты кровь, и я знаю, я просто, блядь, знаю, что это ее, что здесь ее, блядь, держали.

Меня также пронзает приступ гордости за то, что она смогла в одиночку расправиться с людьми своего отца и освободиться. Это действительно не должно меня удивлять, она самый чертовски сильный человек, которого я знаю.

— Пожалуйста… Я просто следовал плану Дона, — шепчет Алесси, и он либо тупой ублюдок, либо у него стальные яйца, раз он обвиняет Бьянки, когда тот тоже находится в комнате, но потом я понимаю, что мне на самом деле похуй, кто он такой, он умрет в любом случае.

За последние несколько дней я тысячу раз думал об убийстве человека, лежащего передо мной, я представлял, как мучаю его, растягиваю его смерть на несколько дней и совершаю все садистские, извращенные, испорченные поступки, какие только можно себе представить. Но теперь, когда он стоит перед мной? Я понимаю, что это того не стоит, я просто хочу покончить с этим и убраться отсюда к чертовой матери, чтобы найти свою жену и вымолить у нее прощение.

Я опускаю руку к лодыжке и вытаскиваю из ножен один из ножей Иззи. Я прихватил с собой парочку из них, чтобы иметь при себе частичку ее, и я думаю, что уместно убить этого мудака чем-то, что принадлежит ей, в конце концов, она проделала всю тяжелую работу, чтобы довести его до такого состояния.

Я подношу лезвие к его шее и режу, наблюдая, как жизнь исчезает из его глаз, как он исчезает из существования.

Я поворачиваюсь лицом к отцу и брату, молча сообщая им, что нам нужно чертовски поторопиться, чтобы я мог убраться отсюда. Они оба слегка кивают мне, и я смотрю на своего отца, наклоняя голову в сторону Бьянки в безмолвном вопросе.

При обычных обстоятельствах мы бы просто убили его, черт возьми. Но он Дон Чикаго, и я не могу просто убить его, не подумав о том, какой эффект это окажет на нас. Технически, если он умрет, Иззи следующая на очереди — не то чтобы кто-то принял ее, потому что все они сексисты, женоненавистнические придурки, так что роль достанется мне. И, черт возьми, я переезжаю в другой гребаный штат.

Мой отец пожимает плечами, прежде чем наставить пистолет на Бьянки. — У тебя хватило наглости облапошить, похитить и причинить вред моей дочери, — шипит он, и тепло разливается по мне от того, что мой отец называет Иззи своей дочерью. — Тебе повезло, что она волнует меня больше, чем затягивание моей мести. — Не успеваю я и глазом моргнуть, как он нажимает на спусковой крючок и всаживает пулю ему между глаз.

— Мы разберемся с ситуацией в Чикаго позже, давай найдем твою жену, — говорит Марко и похлопывает меня по спине, прежде чем мы поднимаемся по лестнице к выходу. Как раз в тот момент, когда я собираюсь пройти через дверь, ведущую наружу, я вижу конверт, лежащий на столе, а поверх него что-то лежит.

Ярость возвращается к моему животу, когда я медленно приближаюсь к нему, и я быстро моргаю, когда понимаю, что это обручальное кольцо Иззи, лежащее поверх письма, адресованного мне.

Глава 42

Luca

Лука,

Хотела бы я сказать, что удивлена таким поворотом событий с тех пор, как мы вернулись с острова, но это не так.

Мы были так счастливы, правда? Я знала, что что-то случится, я знала, что никогда не смогу быть счастлива слишком долго. Такие люди, как ты и я, никогда не заслужат такого счастья. Мы слишком темные, чтобы получить дар света.

Я выросла среди самых могущественных людей штата, я знала, какую жизнь они вели, я знала, что их сердца сделаны из камня, а души чёрные, как темная бездна, которая поглотит тебя целиком, если ты подойдешь слишком близко. Я не знаю, почему я когда-либо думала, что ты будешь другим.

Не расстраивайся, Лука. Все, что ты сделал, — это то, что сделал бы любой другой человек на твоем месте. Мне все равно, что