Нора Робертс - Отчаянный шантаж

– Да, но… я сохранила чек. Ты сможешь ее вернуть, если тебе не понравится.

– Да ладно… – Поймав укоряющий взгляд Филипа, Сет сделал над собой усилие, хотя ему очень хотелось закатить глаза. – Красивая коробка. – Он лениво щелкнул медным крючком, откинул крышку… – Черт побери!

– Тише, Сет, – пробормотал Кэм, боязливо оглядываясь на вошедшую Анну.

– Господи, вы только посмотрите! Здесь все на свете. Угольные карандаши и мелки. – Сет уставился на Сибил с тем же изумлением и недоверием, что так потрясли ее раньше. – И это все мне?

– Здесь все необходимое. – Сибил нервно намотала серебряную цепь на палец. – Ты так хорошо рисуешь, что я подумала… Ты можешь попробовать и другое. Во второй коробке есть еще…

– Еще?

– Акварели и кисти, бумага… – Пока Сет энергично сдирал бумагу со второй коробки, Сибил поднялась с кресла и села рядом с ним на пол. – Лично я предпочитаю акварель и подумала, что, может, ты захочешь попробовать.

– Я не умею.

– О, это очень просто. – Сибил перегнулась через Сета, взяла одну из кистей и пустилась в объяснения. Она сразу же забыла о волнении и непринужденно улыбнулась ему.

Ее лицо в мягком свете торшера, блеск ее глаз расшевелили память Сета.

– У вас висела на стене картина? Цветы, белые цветы в голубой вазе? – Он вопросительно смотрел на нее.

Сибил так крепко сжала кисточку, что чуть не сломала ее.

– Да, в спальне. В моей квартире в Нью-Йорке. Одна из моих акварелей. Не очень хорошая.

– И цветные бутылочки на столике. Очень много, и все разные.

– Бутылочки из-под духов. – Ее горло снова сжалось. – Я когда-то их собирала.

– Вы разрешали мне спать с вами в вашей кровати. – Сет прищурился, попытался сконцентрироваться на обрывочных воспоминаниях. Нежные запахи, ласковый голос, цвета, формы. – Вы рассказывали мне историю… о лягушке.

Сибил вспомнила, как маленький мальчик, свернувшись калачиком, прижимался к ней, как его ярко-синие глазенки не отрывались от ее лица, как она развеивала его страхи сказкой со счастливым концом.

– Ты… когда вы гостили у меня, ты видел плохие сны и боялся засыпать один.

– У меня был щенок. – Воспоминания нанизывались одно на другое, словно бусины на нить. – Вы купили мне щенка.

– Не настоящего, игрушечного. – Слезы подступили к глазам, давние воспоминания бередили душу. – Ты… у тебя не было ни одной игрушки. Когда я принесла ее домой, ты спросил, чей это щенок, и я сказала, что твой. Ты так и называл его – «Твой». Она не взяла его, когда, когда… я должна идти.

Сибил вскочила на ноги.

– Простите. Я должна идти.

И, резко развернувшись, бросилась из гостиной.

Глава 17

Сибил не помнила, как добралась до своей машины. Она пришла в себя, только когда, безрезультатно дергая ручку, поняла, что заперла дверцу. Господи, какая идиотская городская привычка! Таким привычкам не место в этой милой сельской местности, как и ей самой не место в этом доме.

В следующий момент Сибил осознала, что выбежала из дома без жакета, сумочки и ключей от машины. И что она скорее дойдет до отеля пешком, чем вернется и взглянет в глаза Куинам после абсолютно неприличного эмоционального взрыва.

Услышав шаги за спиной, она резко обернулась и не поняла чувств, нахлынувших на нее при виде Филипа: то ли облегчение, то ли стыд. Сибил не понимала, что происходит с ней, что закипает в душе и от чего замирает сердце. Она знала только одно: надо бежать.

– Прости. Я понимаю, что вела себя бестактно. Мне правда пора. Будь добр, принеси, пожалуйста, мою сумку. Там ключи. Прости. Надеюсь, я не испортила… – Тошнотворный комок поднимался к горлу, душил ее. – Я должна уехать.

– Ты вся дрожишь, – ласково сказал Фил и потянулся к ней, но она отшатнулась.

– Холодно. Я забыла жакет.

– Сибил, дело не в холоде. Иди ко мне.

– Нет, я уезжаю. У меня мигрень. Я… нет, не трогай меня.

Не обращая внимания на ее слова, Филип крепко прижал ее к себе.

– Все в порядке, малышка.

– Нет, не в порядке. – Ей хотелось кричать. Неужели Фил так слеп? Так глуп? – Я не должна была приезжать. Твой брат меня ненавидит, Сет боится. Ты…твои…я…

Господи, как же болит сердце. Невыносимо, а с каждой секундой становится все хуже и хуже.

– Отпусти меня. Мне здесь не место.

– Ты должна остаться. – И для Фила это были не просто слова. Он видел, как она и Сет смотрели друг на друга. Он физически ощутил, как восстановилась связь, порванная шесть лет назад. – Никто тебя не ненавидит. Никто тебя не боится. Успокойся. – Он прижался губами к ее виску и готов был поклясться, что почувствовал ее боль.

– Пожалуйста, принеси мою сумку, и я уеду. Дрожь прекратилась, и Филипу казалось, что он держит в руках мраморную статую, но он будто слышал, как потрескивает, раскалываясь, мрамор. «Если она немедленно не даст волю своим чувствам, ей станет плохо», – подумал Филип и решился подтолкнуть ее:

– Сет вспомнил тебя. Он вспомнил, что ты любила его.

Тупая боль превратилась в острый кинжал и пронзила ее.

– Я не могу больше. Я не могу это выносить. – Пальцы Сибил впились в плечи Филипа. – Она забрала его. Она забрала его и разбила мне сердце.

Сибил уже рыдала, крепко обхватив Филипа за шею.

– Я понимаю. Я все понимаю, – прошептал Филип, подхватил ее на руки, опустился на траву и снова прижал ее к себе. – Поплачь, детка, давно пора.

Фил укачивал ее, как маленькую, и ее слезы лились горячим потоком на его рубашку. «Холодная?» – подумал он. Ничего нет холодного в этом сгустке боли и отчаяния, дрожащем в его руках.

Он не уговаривал ее остановиться, даже когда рыдания сотрясали ее. Он ничего не обещал ей, не утешал, не предлагал никаких решений. Он прекрасно понимал пользу этих слез и поэтому просто гладил, укачивал ее, пока она выплакивала свою боль.

Когда на крыльце появилась Анна, Филип покачал головой, и Анна ушла в дом, оставив их одних.

Наконец слезы иссякли, и Сибил обессиленно затихла. Она плохо соображала, собственное лицо казалось маской.

– Прости, – прошептала она, отстраняясь от Филипа.

– Не извиняйся. Тебе это было необходимо.

– Слезы ничего не изменят.

– Уже изменили. – Филип поднялся, поставил ее на ноги, подтолкнул к джипу. – Залезай.

– Нет, я должна…

– Залезай, – нетерпеливо повторил Филип. – Я принесу твою сумку и жакет. – Он сам усадил ее на переднее пассажирское сиденье. – Но за руль тебе сейчас нельзя. – Их взгляды встретились: его – мрачный и решительный, ее – усталый и смущенный. – И ты не останешься сегодня ночью одна.

У нее не было сил спорить. Она чувствовала себя опустошенной. Если бы он довез ее до отеля, она бы сразу нырнула в кровать и заснула. Она бы приняла таблетку и сбежала от реальности. Ей не хотелось ни о чем думать. Если хоть часть прежней боли вернется, она не выдержит.