Дебора Смит - Змей-искуситель

— Полковник поездил по всему миру, — сказала она мне. — Поговаривают, что сейчас наша страна в безопасности именно потому, что он коегде поработал.

— Я тоже чувствую себя в безопасности, — ответила я и добавила про себя: «Но только не в тот момент, когда представляю его в моей постели».

После смерти Дэви мужчины не раз делали мне предложение, но ни один из них не стоил того, чтобы связать с ним свою жизнь. Нельзя сказать, что я не любила мужчин и не хотела, чтобы со мной рядом был понастоящему хороший мужчина. Но такую породу отыскать очень трудно, а остальные казались мне щенками с умными глазами и большими лапами, Я заранее знала, что наступит момент, когда щенячье очарование исчезнет и они начнут сшибать мою мебель и лаять на луну. Я никогда не умела выбирать — хоть немного приблизив к себе человека, я уже не могла избавиться от него. Я знала за собой эту слабость, поэтому избегала делать выбор. Иначе у меня под ногами крутились бы десятки мужчин, а мне пришлось бы их всех кормить.

Я бродила той ночью по моему темному дому, как лунатик, пока не оказалась в гостиной, где стояли удобные кожаные кушетки и низкие столики со стеклянными яблоками вместо ножек. На полке над большим камином выстроились дипломы Дэвиса в рамках и его спортивные награды. На стене над ними висел семейный портрет, который сын заказал какомуто художнику. Автор писал его с фотографии, на которой мы были засняты с моим мужем во время бала оптовиков в Атланте. Дэвис был так горд, когда дарил нам портрет на одну из годовщин нашей свадьбы! С этого портрета его отец уверенно смотрел на мир — красивый мужчина, семьянин, успешный бизнесмен в смокинге. Я выглядела шикарной и очень счастливой в зеленом бальном платье. Какой обман!

Но в углу, почти спрятанная за старинным глиняным горшком с дилией на простом сосновом туалетном столике, висела старая чернобелая фотография моих родителей в день их свадьбы. Они выглядели очень бедными и измученными. Маме было четырнадцать, она ждала меня. Рядом в рамке висел снимок, на котором я, беременная, стояла радом с Дэви и разбитой «Импалой». Костлявая девчонкаподросток с рыжими волосами и глазами вооруженного бандита. И вооруженный бандит рядом. Я специально повесила две эти фотографии в моей роскошной гостиной рядом с парадным портретом, чтобы никогда не забывать правду.

Я включила лампу и вскрикнула от неожиданности. Дэвис и Эдди спали на кушетке — ее голова на его плече, — не подозревающие о тяжких уроках двух предыдущих поколений и о неудачных ранних браках, просто счастливые.

— Возьми, — прошептал Якобек. Он пришел следом за мной, держа в руках связанное крючком покрывало. Якобек выглядел довольно фантастично с этой накидкой, узор на которой напоминал цветущие яблони. Белые завитки контрастировали с его мозолистыми руками. Я кивнула. Мы вдвоем осторожно накрыли выросших детей и выскользнули из дома.

Желание казалось мне неугомонным растением с крепкими усиками, наподобие плюща, обвившего половину моего дома. Оно уже пробралось мне под кожу, да и Якобека явно не пощадило. С этим надо было както справиться, только я не знала, как. Все свое детство я была влюблена в Дэви. К тому времени, как мы занялись любовью, у нас было багажа побольше, чем у других подростков. А на следующий год мы уже были родителями маленького сына. После смерти Дэви я ни разу не встретила мужчину, которого не смогла бы с легкостью забыть. Но это было до Якобека.

Мы с ним пили сидр, сидя у костра возле пруда с рыбками. Пламя разделяло нас, но на звезды мы смотрели вместе.

В ту ночь мне приснился солдат, которого я когдато убил. Я не назову места, где это случилось. Достаточно будет сказать, что мои парни вступили в кровавый рукопашный бой. Это было одно из последних заданий, в которых я принимал участие, перед тем как Ал объявил о своем намерении стать президентом, и мне пришлось уйти из армии. После боя мы осматривали убитых, забирали документы. Я нагнулся над телом. Убитому пареньку было не больше пятнадцати. Порывшись в карманах его камуфляжной куртки, я нашел помятую фотографию хорошенькой девушки, откинувшей назад капюшон плаща. Ее длинные черные волосы водопадом струились по плечам. На обороте было написано ее имя и слово, означавшее «моя невеста».

Я подумал о том, что эта девушка никогда не узнает, как погиб ее жених. Я стоял над телом, держа снимок окровавленными пальцами и чувствуя себя так, словно это из моего сердца выплеснулась вся жизнь, и об этом тоже никто не узнает. Враг был слишком силен, его нельзя было оставлять в живых. Эти люди убивали невинных, а парнишка был их рабом. Много недель я думал о нем и его девушке. Так любить, чтобы носить с собой снимок даже в бою… А потом умереть. Я узнал, где она живет, и передал фотографию через одного местного, которому мог доверять. Я написал в записке: «Он был храбрым. Он был солдатом. Он думал о тебе». И не подписался.

Когда я проснулся, то перерыл весь вещмешок в поисках фотографии Хаш, а потом достал массивный кожаный бумажник, с которым никогда не расставался. Я поместил ее снимок между кредитными карточками и удостоверением личности, по которому в любой стране мира узнали бы, кто я такой.

Он был храбрым. Он был солдатом. Он думал о тебе.

Вечерами по воскресеньям, когда тяжелая работа оставалась позади, мы часто разжигали большой костер на поляне в саду и садились вокруг него. Нас собиралось человек десять или больше — служащие и члены семьи, усталые, запыленные, пахнущие яблоками. Над огнем висел огромный котел с тушеным мясом или чили. Мы ели, пили кофе, обсуждали полученные за выходные дни прибыли и возникшие проблемы. Разбирали отдельные моменты, как футболисты после игры. Иногда ктото начинал играть на гитаре, и тогда мы пели старинные песни жителей гор — звонкие и ритмичные, успокаивающие своей простой философией.

Сначала все стеснялись Эдди, приходившую посидеть у огня. Но однажды она с воодушевлением, хотя и довольно фальшиво, исполнила «Оставаться живым», а торжественный Дэвис изображал танец Джона Траволты. Все расхохотались. Даже Якобек улыбнулся.

— Она хорошая девочка, — прошептал один из моих родственников.

Я кивнула.

Люди уходили по одному, пока у костра не оказались только мы с Якобеком. Мне оставалось только беспомощно наблюдать за игрой света и тени на его лице и теле. Он встал и посмотрел на меня с высоты своего роста, а потом нарушил волшебную ночную тишину вокруг нас.

— У меня есть коечто для тебя. Я вернусь через минуту.

Я с тревогой выпрямилась на старой деревянной скамье и поплотнее закуталась в шерстяной жакет. Якобек исчез в темноте. Его долго не было, а когда он вернулся, то принес небольшой кожаный чемоданчик с раздувшимися боками. Якобек присел на корточки у моих ног, открыл чемоданчик и вытащил пухлую папку.