Дебора Смит - Змей-искуситель

— Считай, что мы договорились, — согласился я и ушел, оставив Хаш наедине с ее яблоками.

После обеда я приехала от Амбаров к своему офису, чтобы выгрузить там стопки компьютерных дискет, и увидела на подъездной дорожке Якобека с какимто седобородым мужчиной в вытертом комбинезоне, армейской куртке не по размеру и бейсболке с логотипом «Чикагских медведей». Что, повашему, я должна была подумать?

— Это мой друг, — заявил Якобек. — Я привез его сегодня из города. Он не прочь пообедать. Ты не возражаешь, если я отведу его в дом?

Насколько я знала, у Якобека не было никаких друзей, и он был не из тех простофиль, которые видят добрую душу в первом встречном. И потом, он явно не предполагал устроить в моем доме благотворительный бал для бомжей. Так какого черта он притащил сюда этого старика, тем более когда в доме Эдди? Не находя слов, я посмотрела на Люсиль, стоявшую на моей веранде.

— Эдди здесь нет, — сказала она. — Поэтому я не вижу проблемы в том, что этот джентльмен зайдет в ваш дом.

Я едва не упала от неожиданности. Люсиль тоже вела себя очень странно. Но у меня не было оснований предполагать, что меня втягивают в какуюто кошмарную интригу или что все остальные разом посходили с ума. К тому же меня воспитали отец и мать, которые не расставались с Библией и всегда следовали завету «принимать самого последнего из людей, как Меня».

Поэтому я подошла к незнакомцу, протянула ему руку и сказала:

— Простите меня за мои сомнения. Дело в том, что мы столкнулись с несколько необычной ситуацией… но я никогда не отказывала гостям. Поэтому добро пожаловать в мой дом. Меня зовут Хаш Макгиллен Тэкери.

— Спасибо, мэм, за вашу доброту. — Старик торжественно пожал мою руку. Для бомжа у него была слишком чистая рука.

В этот момент к дому на грузовике подъехали Эдди и Дэвис. Они весь день проработали в кондитерском цехе, от них пахло яблоками и корицей. Оба были в старых джинсах и футболках, поверх которых натянули одинаковые толстые свитера. Живот у Эдди уже немного выдавался вперед, ее лицо сияло. Дэвис, улыбнувшись, сорвал бандану с ее мягких светлокаштановых волос, и в холодном воздухе осталось белое облачко муки. Эдди расхохоталась.

Старик, не проявивший ответной любезности и не назвавший мне своего имени, застыл, словно каменный, глядя, как эти двое, взявшись за руки, идут по дорожке, обсаженной кустами азалии. Эдди выглядела как ангел, припорошенный сахарной пудрой.

Интерес чужого человека к моему сыну и знаменитой невестке показался мне чрезмерным. Я окликнула Якобека, пытаясь заставить его както отреагировать. Но тот наблюдал за стариком и Эдди без всякого видимого беспокойства. Так же спокойно вела себя и Люсиль.

Эдди вежливо улыбнулась незнакомцу, но внезапно улыбка вдруг застыла на ее губах. Рука потянулась к горлу.

Эдди издала какойто странный звук, похожий на всхлипывание. Дэвис нахмурился и тут же обернулся к ней:

— Что с тобой, дорогая?

— Ничего. Со мной все в порядке. Мне следовало догадаться, что Ники найдет способ…

Улыбаясь сквозь слезы, она подбежала к старику в комбинезоне и бросилась к нему на шею. Он чтото воскликнул в ответ, крепко обнял ее, и они застыли, чуть покачиваясь.

Эдди потянула рукой за бороду, которая оказалась фальшивой.

— Папочка! — воскликнула она. — Ты выглядишь как гитарист из группы престарелых хиппи.

Я чуть не села на мои азалии. Якобек успел схватить меня за руку и удержать от падения. Его губы чуть дрогнули в спокойной, довольной, волчьей усмешке.

Президент Соединенных Штатов, никем не узнанный, стоял во дворе моего дома!

Слезы были вытерты, начались разговоры. Усевшись за круглым столом в гостиной, мы обсудили Эдвину, и Ал несколько натянуто предупредил Дэвиса, что ему придется преодолевать огромный дефицит доброй воли и уважения.

— Я знаю об этом, сэр, — спокойно ответил мой сын. — Но путь к благополучию семьи, общества или нации не всегда самый простой, и легкой победа не бывает.

— Ты цитируешь одну из моих речей?

— Так точно, сэр.

— И какую же именно?

— Вашу речь перед Национальной семейной лигой. Вы произнесли ее два года назад.

— И сколько же из моих речей ты прочел?

— Все, сэр.

— Зачем?

— Вы отец Эдди. Я хотел понять ваш взгляд на мир.

— И что же?

— Я воспользуюсь пятой поправкой, пока вы не решите, нравлюсь я вам или нет.

Ал рассмеялся.

Это была хорошая встреча. Я гордилась Дэвисом. Но что касается остального разговора и будущего наших детей…

— Думаю, я могу вернуться в ТельАвив и заняться решением мировых проблем, — устало сказал Ал, — это будет попроще. Журналистам уже и так пришлось провести впустую несколько часов в прессцентре КемпДэвида. Предполагается, что я сейчас веду переговоры с китайским министром торговли. Сегодня вечером мы появимся вместе на прессконференции и сообщим детали нового торгового соглашения.

— А чем на самом деле занят министр торговли Китая в этот момент? — спросила я.

— Играет в гольф с Эдвиной и вицепрезидентом.

— О боже!

— Разделяю ваше беспокойство. Эдвина становится просто неуправляемой, если игра идет на деньги, а вицепрезидент играет неважно.

Мы с Алом покурили несколько минут наедине, сидя на старинных плетеных стульях у пруда с рыбками. Я курила мою индейскую трубку с длинным чубуком, а Ал — сигару, одолжив ее у Якобека. Это была своего рода трубка мира. Дымки из трубок наших семей слились воедино над спокойной гладью пруда.

— Благодарю вас за заботу о моей дочери, — сказал Ал. — Как бы мне хотелось найти слова, чтобы объяснить проблему, возникшую между ней и ее матерью! Могу лишь заверить вас, что моя жена не всегда была такой упрямой, когда приходилось решать, что лучше для Эдди.

— Много воды утекло с тех пор. Боюсь, вам не повернуть вспять этот поток.

— Меня не было рядом с ними, когда тот человек пытался убить Эдвину и Эдди. Если бы не Николас… Эдвина так и не смогла забыть о страхе, который испытала в тот день. Она видела, что сделал Николас, и осознала реальную картину мира, в котором предстояло жить нашей дочери. С тех пор защита Эдди стала ее навязчивой идеей. Я тоже стараюсь защитить нашу девочку, но полагаю, что у меня это выходит несколько более дипломатично.

— Дочери всегда терпимее относятся к отцу, чем к матери. Точно так же сыновья быстрее прощают матерей, но не отцов.

— Вы можете гордиться вашим сыном. К сожалению, я вынужден буду доставить ему несколько неприятных минут, устроив допрос с пристрастием. Но это мой долг как отца Эдди.

— Совершенно с вами согласна. Помучайте его как следует.