Осколки тебя - Энн Малком

Спорил он с ней лишь по одному-единственному поводу. Отец требовал, чтобы мои книги стояли на уровне глаз в центре книжных стеллажей в гостиной. В комнате, где мужчины пили виски после ужина. Где мамин книжный клуб пил чай. Он не позволил маме спрятать меня, как черную овцу в семье. Заметки обо мне в New York Times и Wall Street Journal висели на стенах в рамочках.

Мой отец гордился мной и не хотел молчать об этом. Пока не забыл, кто он такой и кто был автором этих книг.

Я по-прежнему посылала ему свои черновики. Правда не знала передавала ли моя мать их ему или выбрасывала в мусорное ведро, потому что больше не получала их обратно. Больше никаких пометок красной ручкой. Никаких исправлений. Никаких коротких, корявых, но гордых примечаний в конце.

Я хранила все свои черновики. Везде носила их с собой. Единственный клочок сентиментальности во мне был связан с листами бумаги, где отец писал для меня пометки. Я до сих пор посвящала ему все книги, которые писала и никому не объясняла почему. Читатели итак получали от меня достаточно.

Я подняла взгляд на Сента, осознав, что долго молчала, затерявшись в мыслях. Достаточно долго, чтобы он допил свой бокал. Он не выглядел скучающим или раздраженным. Казалось, он всасывал в себя мое тихое, скорбное созерцание, питаясь им.

— Я его больше не вижу, — пробормотала я. — Больше не езжу к родителям. Не вижу смысла, когда отец не в своем уме, а мать болезненно здравомысляща.

Содрогнулась при мысли о том, каким стал сейчас отчий дом.

Сент промолчал. Не стал задавать больше вопросов, просто ждал продолжения.

— Это делает меня плохим человеком? — никогда и никому в жизни не задавала этот вопрос. — То, что не навещаю умирающего отца, даже если он меня не помнит?

Мне хотелось разрезать собственную руку ножом для стейка, чтобы снять с нее кожу. Это предпочтительнее, чем чувствовать себя сейчас такой уязвимой.

Сент не стал утешать. Он одарил меня холодным взглядом и парой минут молчания после моего вопроса.

— Может быть, — сказал он наконец, замолчав, чтобы положить в рот кусочек бифштекса. — Но я не верю, что есть выбор, способный сделать тебя хорошим человеком. Я вообще не верю в существование хороших людей. Это говорит тебе сын проповедника. Мы все плохие, каждый по-своему. Некоторые больше, некоторые меньше. Не могу сказать, как бы сам поступил на твоем месте, потому что я — не ты. Если бы у меня был шанс увидеть своих родителей дышащими, моргающими, но, по сути, лишь пустой оболочкой самих себя, сделал бы я это? Возможно. Потому что я — эгоист. Мне бы хотелось видеть их так, чтобы они не видели меня. Возможно, ты тоже эгоистка, но я не хочу, чтобы ты была другой. Потому что тогда это будешь уже не ты.

ГЛАВА 17

«Они узнали о нем. Для этого им потребовалось много времени. Он был рад их некомпетентности. Ему не нужна была слава — он просто хотел спокойно работать. Что он и делал. Даже когда о нем говорили в новостях, женщин все равно было слишком легко похитить. Отвлечь. Он им даже не угрожал»

Наши отношения были нормальными.

И, поверьте мне, как автору, литературному снобу, злобной чудачке и вообще суке, мне было ненавистно использовать эту фразу. Она такая приевшаяся. Такая обычная. Чертовски скучная во всех отношениях.

Но другого определения не было.

Я ожидала, что наши отношения будут извращенными, ежедневной борьбой за власть, манипулированием. Мне казалось для нас иначе быть и не может. Но почему-то было.

Сент просыпался рано, вместе с солнцем. От меня такого не дождешься. Конечно, если бы меня заставили, я бы проснулась в такую рань, будь у меня другой график работы. Да и мое психическое здоровье побуждало меня сторониться новых ярких начинаний, которые приносит утро. Но Сент не оставлял мне выбора. Он вставал, и вставала я. Хотя, не особо жаловалась, так как прежде, чем приготовить нам кофе, он будил меня весьма приятным способом. Я ни в коем случае не просыпалась бы на рассвете только для того, чтобы он мог использовать меня, доставляя себе оргазм. К счастью, Сент никогда этого не делал. Хотя он не отличался особой внимательностью ко мне, в этом отношении он был почти бескорыстен.

Я не слишком задумывалась о будущем. Какой был смысл? Это только все бы испортило. Так что вместо размышлений я писала книгу.

Я все больше времени проводила в доме Сента, потому что он вдохновлял меня. С ним рядом я писала больше, чем в одиночестве у себя дома. Раньше была так уверена, что убийства и вещи Эмили дадут мне все, что нужно, но нет, моей музой стал Сент.

Закрыла ноутбук, когда он подошел и положил собранные овощи на стол во внутреннем дворике.

— Что будешь сегодня готовить?

Он наклонил голову.

— Тебе не все равно?

Я задумалась и посмотрела на овощи. Посаженные и выращенные человеком, который раньше убивал.

— Нет, потому что в любом случае это будет вкусно.

Сент почти усмехнулся. Я настолько погрузилась в себя, что не замечала, что этот мужчина выглядел почти довольным. Насколько это вообще было возможно для такого человека, как он. Кажется ему нравилось то, что происходит между нами.

— Я могу все испортить, — сказала я, внезапно почувствовав себя неловко.

Сент потягивал кофе с таким видом, будто его не волновало то, что я сказала.

— Или ты, — продолжила я.

Он кивнул.

— Оба варианта вероятны.

— Я склонна ожидать худшего сценария. И скорее всего сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться в том, что худший сценарий осуществится. Я не эксперт во многих вещах, но в самосаботаже почти достигла совершенства. Я не знаю, что такое счастье или какого это — быть довольной чем-то. Черт, даже не знаю, как оно выглядит. И не хочу знать. С удовольствием потратила бы свою жизнь на ожидание, когда весь мир сгорит и превратится в пепел. Я бы предпочла жить в кошмаре, а не в мечтах.

— Хреново, — произнес Сент.

Я кивнула и все осколки внутри меня дрогнули. Мне стало интересно, услышал ли он их грохот.

Сент шагнул вперед, вплотную прижавшись к моим бедрам.

— Но это к лучшему, детка. Потому что если бы тебе было некомфортно в кошмаре, то у нас бы ничего не вышло. Я — не мужчина мечты.

— И хорошо, — сказала я. — Я