Волки: Братство порока - Елена Сокол

Оливия была права: сразу сориентироваться у Тиль не вышло. Если перед занятиями ей помогла найти нужную аудиторию Малин, то после первой лекции девушке пришлось воспользоваться помощью специального приложения, о котором упоминала куратор.

Потолки в старинных корпусах Варстада были высокими, как в соборе, а коридоры казались бесконечными. Естественный свет проникал в здание через бесчисленное количество узких окон, но его тут же пожирали тусклые стены. Обувь грохотала по каменному полу, когда студенты во время перерывов блуждали по этажам, и застывший воздух приходил в движение, наполняясь красками запахов.

Залы, в которых проходила практика искусств, поразили девушку особенно. Просторные помещения, наполненные солнцем, были заставлены по краям столами или печами для обжига, а по центру всегда оставалось много места для мольбертов и для того, чтобы преподаватель мог свободно перемещаться меж занятыми работой студентами, контролировать процессы и давать подсказки и наставления.

Один из них, который преподавал рисунок, взял Тиль к себе на курс и сразу уделил ей особое внимание. Его звали профессор Лудде Кельберг. Пожилой, странноватый господин в очках, клетчатой рубашке, широких серых брюках на подтяжках и растянутом темном пиджаке. Он пригласил Тиль к себе в кабинет и долго мучил ее вопросами о том, как она видит свое будущее в искусстве, и почему отдает предпочтение монохромным иллюстрациям, ведь цвет — главное орудие живописца.

Тиль и сама не знала, почему так любит работать углем. Черно-белая гамма словно усиливала впечатление от рисунка, позволяла передать конкретное чувство, не отвлекала, не сбивала зрителя с толку. Даже нервно потирая ладони в поисках ответа на этот сложный вопрос, девушка заинтересованным взглядом рассматривала жидкие кудри преподавателя, окружавшие его блестящую лысину на макушке, и представляла, как нарисует их — они станут завершающим штрихом в его портрете. Точнее, штрихами: мелкими спиральками, живыми, колышущимися на ветру, который гуляет по коридорам Варстада.

— Вы мне нравитесь, Матильда. — Серьезно сказал господин Кельберг, наклонившись на стол. — Но вам нужно научиться отстаивать свою точку зрения. Гнуть свою линию, иначе, сами не поймете, как окажетесь под чужим влиянием. Взять, хотя бы, профессора Гётзе: он будет вести у вас курс живописи — хитрец возьмет вас в оборот. Не успеете и глазом моргнуть, как попадете к нему на практику в музей, где придется махать кистью круглые сутки, чтобы заслужить его одобрение. Закончится это все тем, что вы забудете про свою страсть к угольной технике и будете оформлять выставки и скучные мероприятия до конца своих дней.

— Я еще не решила, кем хочу стать. — Пожала плечами Тиль. — Я еще в поиске.

— Дизайнером, архитектором, реставратором? — Усмехнулся профессор, почесав лысину. — Вы отнюдь не какая-то там посредственность, деточка.

— Вы поняли это за тридцать минут разговора?

Он улыбнулся.

— Я видел почти все ваши работы, госпожа Хаммар. И был тем, кто ходатайствовал о принятии вас на отделение искусств.

— О…

— И мне будет обидно, если вы попадете на конвейер к Гетзе. Да, его ученики хорошо устраиваются в жизни, но все они лишь номенклатурные работники, занимающие важные посты в департаментах. А вы — штучный экземпляр, вы зачахнете без искусства.

— Мне приятно, конечно…

— В ваших работах есть душа, Матильда. Вы рисуете одним цветом, но удивительным образом передаете разницу тона, это уникальный навык.

— Спасибо.

— Моя студия всегда открыта для вас. — Серьезно заметил профессор. — И вот еще. — Он встал и протянул ей ключ. — Идемте.

Тиль поднялась и растерянно поплелась за ним. Они прошли через зал, в котором десяток студентов корпел над мольбертами, затем вошли в смежное помещение, похожее на кладовую. Куча хлама, бумаги, картона, инструментов, полки с красками, раковина с водой.

Профессор Кельберг провел ее мимо них к закутку, в конце которого показалась дверь.

— Один очень талантливый студент использовал эту комнатку как убежище. — Произнес он, указывая на замочную скважину. — Приходил сюда в поисках покоя и умиротворения. Знаете, художникам это нужно.

Тиль вставила ключ в замок, повернула и посмотрела на преподавателя. Тот улыбнулся.

— Долгие годы убежище пустовало в ожидании нового мастера, но теперь, я уверен, оно вновь наполнится жизнью.

Профессор толкнул дверь, и девушка вошла.

Внутри было тесно, но светло. Из окна открывался потрясающий вид на кампус и реку. Даже, несмотря на то, что тайная каморка, скрытая от посторонних глаз, была не более десяти квадратных метров по площади, и часть ее была занята столом, рядом оставалось еще место для творчества. А одна из стен была обита пробкой, что упрощало крепление на нее набросков, если вдруг захочется смотреть на свои работы и анализировать их.

— Нравится?

— Да. — Пораженно произнесла Тиль.

— Можете работать здесь в свободное время.

— Серьезно?

— Всегда, когда захотите. И не только работать. Если просто захочется побыть одной, приходите.

Она обернулась и посмотрела на профессора.

— Об этой комнате кто-то знает?

— Возможно. — С улыбкой пожал плечами мужчина. — Но это же Варстад. Здесь, как в Хогвартсе, еще столько неисследованных помещений и сюрпризов.

— А это студент… — задумалась Тиль. — Что с ним стало?

— Это был я. — Подмигнул ей Лудде Кельберг. — Варстад стал моим домом, а желание донести до молодых художников мысль о том, что у творчества нет запретов и границ, моей профессией.

— Почему же вы решили, что я достойна того, чтобы стать новым владельцем этой чудесной мини-мастерской?

— Особые таланты требуют особого подхода. В вашем творчестве, госпожа Хаммар, есть что-то такое, что мне хочется понять. Какая-то загадка. Тайна. Какая-то скрытая боль, которую видно в каждом штрихе, каждой линии. Она ведь есть? Верно?

Вместо ответа Тиль прикусила нижнюю губу, сделала глубокий вдох и задумчиво пожала плечами.

7

За прошедшие несколько дней Матс видел новенькую трижды. Два раза в университете, где ему не удавалось толком разглядеть ее. И один раз в городке, (если не считать ту первую встречу на лестнице у входа в главное здание). Она сидела под деревом и старательно чиркала карандашом в большом блокноте или альбоме, не замечая ничего и никого вокруг.

Девушка выделялась среди прочих студенток. Волосы пшеничного оттенка, которые свободными прядями струились по плечам, выразительные карие глаза, длинные стройные ноги. С ее внешностью можно было ходить по Варстаду, гордо расправив плечи — красивые девочки знают, что они красивы, и умеют этим пользоваться. Но она как будто пребывала все время в какой-то задумчивости или нерешительности: рассеянно глазела по сторонам, натягивала рукава на пальцы, прикусывала губы.

Ей словно было не по себе в окружающей обстановке.

Лейф первым узнал ее имя и доложил Эрику. Это было на