Ненавижу тебя - Белла Джей

Обо всем.

Я оцепенела. Освободилась от душевной боли, от неопределенности, от всего, что могло вывести меня из равновесия.

От боли.

От страха.

От паники.

Все это исчезло. И это было хорошо, но неправильно. Его губы, прижатые к моим, были какими-то неправильными. Они были теплыми и мягкими, но мой позвоночник превратился в лед, а холод распространился по всему телу.

Я умудрилась просунуть между нами руки, прерывая поцелуй, и, ни хрена не соображая, ударила его по лицу.

— Какого черта ты делаешь?

Он потрогал свою щеку и вытер рот тыльной стороной ладони.

— Прости. Просто мне нужно было, чтобы ты пришла в себя и смогла дышать.

— Поэтому ты меня поцеловал? О чем, черт возьми, ты думал?

— Но это сработало, не так ли?

— Ну…

Черт. Он был прав. Паника прошла, и мои легкие расширились, когда я глубоко вдохнула. Это действительно сработало.

Я провела языком по губам и почувствовала горькое послевкусие пива, оставленное его поцелуем.

— Ты не должен был этого делать.

Вкус чужого мужчины на моих губах ощущался, как глубочайшее предательство.

— Сиенна, у тебя был приступ паники. Я не знал, что еще можно было сделать. Я не хотел, чтобы ты подумала, что я…

— Все в порядке. — Я подняла руки и сделала несколько шагов назад. — Все в порядке.

— Сиенна. Мне очень жаль…

— Все в порядке. Я просто хочу домой.

Паника ушла, но на ее место пришло нечто более ужасное. От одной мысли о том, что меня целовал другой мужчина, кровь стыла в жилах. Это было неправильно.

Это было чертовски неправильно.

— Я собираюсь найти Сайласа. — Я вытерла слезу, скатившуюся по щеке.

— Сиенна, пожалуйста, не надо…

Я повернулась и обхватила себя руками за талию. Я чувствовала на себе его взгляд, который прожигал мне спину, когда я входила в дом.

Я знала, что эта чертова вечеринка была плохой идеей. Мне надо уйти, чтобы вернуться в мир между четырьмя стенами своей спальни.

Там я была в безопасности. Абсолютно одна, но в безопасности.

Глава 4

Сиенна

Я не могла заснуть, впрочем, как и всегда. Единственное время, когда я могла отключиться, — это ночи, когда я принимала снотворное. Но теперь и это стало невозможным. Я перевернулась на спину и положила ладонь на живот. Это ощущалось так нереально — понимать, что внутри меня растет жизнь.

Я смотрела в потолок, вспоминая все, что произошло за последние несколько недель, и пыталась понять смысл. Моя жизнь выходила из-под контроля, и я понятия не имела, куда двигаться дальше. Мне было так страшно, я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Даже когда умерла моя мама, когда все члены нашей семьи оплакивали ее, каждый из них был слишком погружен в свою боль, чтобы обратить внимание друг на друга, протянуть руку помощи и поддержать.

Я перевернулась на бок и подтянула колени к груди, обняв их. Были разные варианты. Растить ребенка одной — не единственный. Я могла сделать аборт и продолжать жить, как будто этого никогда не было. Могла бы притвориться, что встреча с Ноем не изменила всю мою жизнь. Через десять лет я была бы уже замужем, у меня был бы ребенок, у которого был бы отец, который любил бы нас настолько, чтобы остаться. И тогда Ной был бы не более, чем отголоском моего прошлого. Временным препятствием, которое я, в конце концов, преодолею.

Никто никогда не узнал бы об этой беременности.

Только я. Но вот, что самое главное, — я буду знать. И, скорее всего, это будет преследовать меня до конца жизни. Это было непростое решение. Это был ребенок. Живой. С сердцебиением.

Или же возможен вариант с усыновлением. У меня есть шанс превратить ошибку, которую я совершила, в чье-то благословение. Какая-нибудь любящая пара, которая не могла иметь собственного ребенка, дала бы этому малышу жизнь, которую я, как молодая мать-одиночка, наверное, никогда не смогла бы дать. И пока приемные родители любили бы этого ребенка, укладывали его спать каждую ночь, вытирали каждую слезинку и ценили бы каждый его звук, я находилась бы где-то в параллельном мире и любила этого ребенка издалека. Мне было бы интересно, как он выглядел. Если это будет мальчик, голубые ли у него глаза, как у Ноя? Если это девочка, есть ли у нее мои рыжие кудри? Я постоянно задавалась бы вопросом, все ли в порядке с моим ребенком, правильных ли родителей я выбрала. Жил ли мой ребенок той жизнью, которую он заслуживал.

Он.

Мальчик.

Мальчик Ноя.

Смогла бы я жить в согласии с собой, если бы знала, что кто-то другой воспитывал ребенка, которого мы с Ноем сделали?

Нет. Эта мысль была мне неприятна. Я была бы дурой, если бы думала, что смогу просто отдать своего ребенка, и еще большей дурой, если бы думала, что аборт — это вариант.

Скользнув рукой по животу, я вцепилась в ткань безразмерной футболки, в которую надела. Представлять, что у меня есть другой выход, кроме как растить этого ребенка, было бессмысленно. Я совершила ошибку, влюбившись не в того мужчину, и теперь у меня не было другого выбора, кроме как жить с этим. Что бы я ни выбрала — прервать беременность, отказаться от ребенка или стать матерью-одиночкой — от последствий этого решения никуда не деться.

Это была моя ошибка, и я должна ее принять.

По моему лицу скатилась слеза. Мой отец был бы шокирован и разочарован. Ему было бы стыдно за меня. Он винил бы меня за то, что я дала городу повод для сплетен. Но все это было бы неважно, потому что у меня был бы ребенок, о котором я должна была бы заботиться, независимо от того, отрекся от меня отец или нет.

Я удивилась, что не разрыдалась. Но я выплакала столько слез с тех пор, как Ной исчез, что не представляла, что мне еще есть чем плакать.

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. Одно было совершенно ясно. Я не смогу справиться с этим одна. Я должна была кому-то рассказать. Кому-то, кто бы не осуждал меня и не пытался принимать за меня решения.

Вздохнув, я встала с кровати как раз в тот момент, когда часы на тумбочке переключились на четыре утра. Ранний утренний осенний холод окутал мои ноги, когда я вышла из комнаты в коридор. Сердце бешено колотилось, а желудок сжимался, когда я понимала, что сейчас озвучу свою