Брак и злоба - Триша Вольф

котором мы живем. В том, что произошло… — Его взгляд переместился на дочь, — нельзя винить молодую девушку. Она не имеет к этому никакого отношения.

— В ее жилах течет твоя грязная кровь, — говорю я, чувствуя во рту неприятный привкус. — Грехи отца и все такое. Будь благодарен, что она может услужить тебе.

Прежде чем он успевает изрыгнуть еще какую-то чушь, я киваю Леви, который готов достать документ. Взяв бумаги, он кладет их на пол перед Сальваторе.

Старик щурится, смотря на верхнюю страницу.

— Что это?

— Страховка, — просто отвечаю я.

Он подносит документ ближе, чтобы прочитать шрифт, и сжимает страницу в потной руке. Произнося итальянское ругательство, он переводит взгляд с меня на свою дочь, от страха страница дрожит.

Девочка умоляюще смотрит на него.

— Папа…? — Сальваторе сминает документ.

— Ты бредишь или желаешь смерти. Скорее всего, и то, и другое, потому что я никогда не соглашусь на это.

— Ты согласишься на мои условия, и довольно быстро, — говорю я. — Потому что либо ты согласишься, либо я отдам la famiglia don доказательства твоего предательства. С одной подписью эта информация может остаться здесь, в этой комнате, среди друзей, — насмешливо добавляю я, широко раскидывая руки.

Какую бы любовь ни питала его больная душа к единственной дочери, эта бесхребетная пиявка не рискнет прослыть предателем своего босса, родного брата.

Семья превыше всего. Кредо и клятва. Его верность принадлежит его организации. Или, по крайней мере, для Сальваторе это лишь видимость.

Как младший брат и консильери дона империи Карпелла, предательство Сальваторе будет оцениваться более серьезно. Украсть у самого босса боссов — преступление, караемое смертью, особенно в кругу семьи.

Он крыса, но, несмотря на то что каждая клеточка моего тела требует отрубить ему голову прямо сейчас, Сальваторе гораздо ценнее для меня живым. Нет, я не хочу его смерти. И он тоже не хочет, что становится очевидным, когда он склоняет голову в знак поражения, отказываясь смотреть на свою дочь.

Он уже променял ее жизнь.

— Я взыскиваю с тебя долг, Карпелла. — Я щелкаю пальцами в сторону Леви, который держит в руке ручку. — Я мог бы легко сделать это кровным долгом. Око за око. Ты знаешь, что должен мне. Но я считаю, что союз мудрее и выгоднее. Ты сохранишь свою жизнь и репутацию, а я смогу восстановить Синдикат Кросса. — Сальваторе усмехается.

— Нелепость. Ирландской организации не существует. — Ярость обвивает мое тело, как ядовитая змея, готовая нанести удар.

— Нет, больше нет. С тех пор как Карпелла хладнокровно расправились с моей семьей.

Его взгляд на мгновение встречается с моим, холодным и твердым, а затем он смотрит на скомканный контракт.

— Папа, о чем он говорит? — Я почти забыл о ее существовании. Не сводя взгляда с Сальваторе, я отдаю приказ Мэнниксу.

— Заставь ее замолчать. При необходимости надень на нее намордник.

Этот момент не должен быть прерван. Пять лет я терпеливо ждал, когда смогу начать мстить. После сегодняшней ночи первая костяшка домино в тяжелом и тщательно продуманном плане будет приведена в исполнение.

Мне нужна голова змеи, самого криминального авторитета, Карлоса Карпеллы.

— Сделай свой выбор, Сальваторе, — требую я.

— Если я подпишу контракт, моей дочери не причинят никакого вреда.

— Ты не в выгодном положении. — Его умоляющий взгляд просит о большем, чем просто безопасность его единственной дочери.

— Поклянись! — кричит он.

Я смотрю на девочку и провожу рукой по челюсти, что-то неуловимое и зловещее зарождается во мне.

— От моей руки твоей дочери не будет причинено никакого вреда. Но… — Я возвращаю свой жесткий взгляд на Сальваторе. — Сделаешь хоть одно покушение на меня или откажешься от своего слова, и я перережу ее красивое горло и доставлю отрубленную голову тебе в коробке.

Сальваторе стиснул зубы и схватился за перо. Затем, с облегчением вздохнув, он говорит дочери:

— Прости меня, милая девочка. Пожалуйста, прости меня. — Он опускает перо на страницу.

Оглянувшись на девочку, он видит ее растерянное, страдальческое выражение лица. Ее неверие — это внутренняя война. Она должна наслаждаться своим неведением, пусть и недолгим. Скоро ее привилегированная жизнь резко и жестоко оборвется.

В нашем мире союз образуется в результате соединения семей — брака одной семьи с другой. Это всегда связано с семьей.

Кровные узы.

Пока Сальваторе подписывает брачный контракт, скрепляя свой союз с семьей Кроссов обещанием отдать мне руку своей дочери, я достаю кольцо из пиджака.

С благоговением и почти с раскаянием я оттягиваю ленточку от бархатного мешочка. Глубокая боль пронзает мою грудную клетку, когда я извлекаю из мешочка бело-золотое кольцо. Кольцо новое, но трехкаратный бриллиант огранки «маркиз» в последний раз принадлежал моей матери. Эта реликвия передавалась из поколения в поколение в семье Кросс.

Может, оно и средство достижения цели, но, когда я представляю его на пальце Карпелла, во мне прорастает зерно отвращения.

Я кладу кольцо на ладонь и двигаюсь к девушке, разглядывая ее. Действительно, кроме как уничтожить, я всегда могу вычеркнуть род Карпелла из жизни.

Ее лицо бледно, а тело дрожит так сильно, что я боюсь, она не доживет до конца. Сократив расстояние между нами, я киваю Мэнниксу, чтобы он отступил. Он отходит в сторону и склоняет голову, создавая иллюзию уединения, но в случае необходимости остается рядом.

— Протяни руку, — приказываю я ей.

Она смотрит на кольцо, и в этом яростном столкновении понимания кроется все, чему она была свидетелем сегодня вечером. Она смотрит на отца.

— Пожалуйста, папа, скажи мне, что этого не может быть. Ты обещал меня ему?

— Он продал тебя, — поправляю я ее. — Чтобы купить свою жизнь, он заплатил твоей.

Ее глаза темнеют и вспыхивают злобным огнем.

— Ты лжешь. — Затем она обращаются к отцу. — Скажи ему, что все это неправда.

Сальваторе снова опускается на корточки.

— Мне жаль, Виолетта, — говорит он, его голос так же изможден, как и его сломанное тело. — Ты выйдешь за этого человека.

— Папа, нет…

— Stai zitta e fai come ti è stato detto! — приказывает он.

Ее грудь резко вздымается и опускается, тяжелое дыхание напрягает маленькую грудную клетку, прижимая ее к хрупкой ткани платья. Ее горячий взгляд устремлен на меня, в янтарных глазах блестят кровавые слезы. Она сердито проводит рукой по щеке.

— Ты сумасшедший. Это безумие. Я не выйду за тебя замуж…

— В жизни бывают вещи и похуже, Кайлин Биг. — Ирландская фраза, означающая «маленькая девочка», очень ей подходит. Я обхватываю рукой ее хрупкое запястье и тяну ее вперед. В моей руке ее косточка ощущается как ивовый прутик. Одним быстрым движением я