Жена на миллион - Айрин Лакс

жене! Захлопываю дверь, чтобы он ничего лишнего не разглядел и поворачиваюсь к нему с резонным вопросом:

— Чего?

— Это ты скажи, чего? Чего ты нам наплел про жену и наследника? Ты не в себе! — настаивает брат.

Амир не желает меня отпускать. Прицепился, как клещ! Неужели всерьез переживает?

— Я в здравом уме.

— И женат? Не свистишь? — спрашивает с сомнением.

— Женат.

Причем, сам не понимаю, как я довел до такого! Как добрался до мыслей, что хочу эту мелкую девчонку в жены по-настоящему. О, пусть готовится отрабатывать статус моей жены по полной программе! Кажется, ей не вкатило, чтоб обручальных колец не было?! Так можно и кольца обручальные, и свадьбу, и ресторан на пятьсот человек, и платье из Милана, и фату длиной в три метра!

О чем еще девушки мечтают? Самое главное, что факт бракосочетания уже не отменить, пусть не фантазирует о побегах. Каждую подобную мысль буду пресекать жестко. На корню подрублю! Пора уезжать, но брат маячит передо мной, задерживает за плечо. буравит пристальным взглядом. В глубине темных глаз мелькают огоньки какие-то!

Знаю Амира, начинаю подозревать, что он уже придумывает, как надо мной посмеяться. Поэтому объясняю деловито:

— Женат. Однако никаких соплей и лабуды, как у тебя. Брак был рабочей необходимостью. Временный… Но!

— Но?

— Фифа меня надурила. С брака пораньше соскочить решила. Опоила, бумаги на развод подсунула. Свалила и… цветочек на прощание оставила.

С языка сорвалось против воли. Кажется, побочный эффект яда — болтливость чрезмерная. Не засунуть же обратно сказанное. Из глубины души возмущение рвется! Скриплю зубами, вспомнив презент, оставленный в кармане куртки. Явно рукой Симы. Сам я себе цветочки не засовывал…

Она над этим потрудилась!

— Какой цветочек? — уточняет Амир, нахмурившись.

— Сушеный, блин, гербарий. Откуда я знаю, какой это цветочек? Я в них не разбираюсь.

— О, как! Занятно. Что за фифа? Стерва, наверное, акула. Хищница… — спрашивает с серьезным видом.

Я ведусь на его озадаченное выражение лица. Внезапно подумал, что брат в кои веки не станет шутить в ответ. Делюсь сокровенным.

— Хищница? Напротив! Тихоня. Скромница! Мышь садовая!

— Однако она тебя обдурила. Зубастенькая, должно быть, мышь тебе попалась.

Что-то проскальзывает такое в лице брата. Как будто он надо мной подтрунивает.

— Смеешься? — настораживаюсь.

— Даже не думал!

Амир соврал, не моргнув глазом. Очевидно, он надо мной прикалывается. Через секунду брат начинает громко ржать, согнувшись пополам.

— Видел бы ты свою рожу, братец. Цветочек тебе на память оставили. Сушеный! — слезы катятся градом.

Надо мной смеется? Себя бы в зеркало видел, когда я его в клуб потащил, от проблем развеяться, девок позажимать! На нем лица не было, одна тоска смертная. А как он взбеленился, когда я ради проверки к его Светке подкатывал, на дыбы встал, ядом плевался, даже кулаком мне в рожу двинул! О, он над своей зазнобой Амир трясется хлеще Кащея над златом.

— Смейся-смейся, каблук, — бросаю беззлобно.

— Я каблук?! Это ты у нас теперь… кавалер с гербарием! — выдавливает через смех.

— Навалять бы тебе, Амир. Но сделаю скидку, что ты сегодня дочку вернул и невесту. Живи пока… Но зубы сушить перестань. Иначе придется челюсть вставную уже завтра заказывать.

Челюсть выбить не проблема. Однако, как он потом без зубов свою любимую целовать будет? Пусть живет, пока…

— Ну-ну…

Напоследок брат отвешивает мне совет:

— Спроси у своей садовой мыши, что за цветочек был. Вдруг он что-то особенное означает?

— Он означает лишь то, что теперь ей придется отрабатывать статус моей жены. По полной.

— О, черт. Она живой из-под тебя выползет?

Живой моя жена останется. Я же не зверь. Дам пять минут на передышку…

— Ты хоть перед тем, как на мышь садовую запрыгивать, пар спусти, грушу поколоти…

— Без твоих каблучьих советов обойдусь.

— Вали уже! — машет.

Брат оборжал меня со всех сторон, словно перед ним на арене был цирковой клоун. Зубоскал! Зря я беспокоился за него. Сам справился, без моей помощи. Крюк я сделал здоровенный! Зато на душе спокойно. Сам убедился, что у него все в порядке. Семья всегда стоит потраченного времени. Занимаю место рядом с водителем, оборачиваюсь к Серафиме со словами:

— Ты его слышала, Серафима? Что твой цветочек обозначал?

— Ничего, — отворачивается. — Просто красивый жест.

Я аж поперхнулся возмущением.

— Красивый жест?!

Смотрю на водителя и Мирона. Мирон — невозмутимый. Водитель — тоже. Никаких эмоций. Но предупреждаю все-таки:

— Держите язык за зубами. Иначе я буду держать ваши языки в сейфе. Отдельно от ваших голов. Все ясно?

Кивают. Ясно. Еще бы не ясно им было!

— Тимур Дамирович, вы принимали лекарства? — задает свой вопрос Серафима.

Оборачиваюсь. Смотрю на нее с непониманием:

— О чем ты?

— Я же написала на записке, что в чае была белладонна. Вложила вам в карман.

— Я знаю! — взрываюсь от злости, стиснув кулаки.

— Я это написала, чтобы вам как можно быстрее сделали интоксикацию. Вы это сделали?

— Нет, милая, никакие лекарства я не глотал! Под капельницами лежать тоже времени не было. Я за тобой бегал!

— Надо сделать. И пить при интоксикации ядами нежелательно, — кривится. — Хотя для вас такие советы, наверное, пустой звук.

— На что это ты намекаешь?

— Как бы вас на пышные празднества не потянуло! Отметить поимку, победу и все такое… — усмехается.

О, как она меня выводит из себя! Раздражает, еще больше увеличивает жар моих желаний. Боюсь, если она мне еще хоть слово поперек скажет, начну наказывать. Зайду далеко… Слишком.

— Тормози, — роняю ладонь на плечо водителю.

Он слушается беспрекословно. Достаю из багажника толстый моток липкой ленты, чтобы заклеить рот Серафиме.

— Красота какая… — осматриваю свою работу. — Что-что? Ничего не слышу! Кажется, ты хотела мне еще что-то сказать и не можешь? Мышка моя молчаливая! — потрепал по щеке, вернулся на свое место. —