Барбара Делински - Созданные для любви

— Потому что дело не твое, им занимается Уокер.

— Но Лютер — мой клиент. — Кэролайн пыталась сохранять спокойствие. — Именно я должна его защищать.

— Когда ему срочно понадобился адвокат, тебя здесь не было.

— Если бы Уокер мне позвонил, я бы вылетела первым же рейсом. Я могла успеть к предъявлению обвинения.

— Оставь, Кэролайн, ты делаешь из мухи слона. Суть в том, что Уокер Хьюсман провел куда больше процессов по обвинению в убийстве, чем ты.

— Не намного больше, если считать дела, на которых я выступала прокурором.

—Работа защитника, знаешь ли, несколько отличается. Кэролайн почувствовала себя обманутой дважды: раньше Даг всегда был на ее стороне.

— И ты думаешь, что Уокер справится с работой лучше меня?

— Я просто предлагаю тебе оставить это дело в покое. Лютеру обеспечена квалифицированная защита, разве не это самое главное?

— Но я знаю Лютера гораздо лучше, чем Уокер. Я с ним работала, я верю в его невиновность.

— Кэролайн, он сознался в убийстве.

— Даг, он не убийца. Он порядочный человек. Возможно, это была самооборона или у него случилось временное помрачение рассудка. Я в него верю. И не сомневаюсь, что сейчас он очень страдает. Из чувства вины он может навлечь на себя более суровое наказание, чем то, которого в действительности заслуживает.

— Кто, Лютер Хайнс? Ты шутишь? Он знает, как себя вести. Хайнс потому и достиг таких успехов в бизнесе, что всегда знает, на какую карту ставить.

— Кроме всего прочего, он только что избран на пост мэра, поэтому тот, кто будет вести его дело, окажется в центре внимания прессы. Тебе не кажется, что Уокер рассчитывает привлечь интерес к собственной персоне?

Даг слишком долго медлил с ответом.

—Змея! Воспользовался тем, что меня нет в городе! Даг, передай ему, что я о нем думаю!

Кэролайн бросила трубку, прошла в гостиную и рухнула в кресло. Обращаясь к Анетт, сидящей на диване, она сказала:

— Один из моих партнеров только что увел у меня из-под носа дело мэра.

— Разве это не противозаконно?

— Нет, не противозаконно, всего лишь неэтично. Они не могут так со мной поступить!

Кэролайн вскочила, решительно прошла обратно в кухню и снова сняла телефонную трубку. Через минуту она уже говорила с секретаршей Уокера Хьюсмана.

— Мисс Сент-Клер, я не могу его позвать, он на совещании.

— Это очень важно, я не отниму у него много времени.

В трубке заиграла музыка, но когда снова раздался щелчок, Кэролайн услышала голос не Уокера, а все той же секретарши.

— К сожалению, мистер Хьюман не может сейчас подойти к телефону.

— Хорошо, тогда передайте ему, что я звоню по поводу дела Хайнса.

Кэролайн всерьез рассчитывала, что на этот раз Уокер возьмет трубку и станет оправдываться, но снова ответила секретарша:

— Перезвоните позже.

— Когда? — Кэролайн нервно барабанила пальцами по столу. «Закурить бы… но нет, не годится снова становиться рабой вредной привычки из-за субъекта вроде Уокера». — Минуточку, я посмотрю, — сказала секретарша. — Так… Вся первая половина дня у него расписана, может быть, ближе к вечеру? Нет, тоже не годится, у него назначено несколько встреч.

Кэролайн вскипела:

— Тогда соедините меня с ним немедленно!

— Давайте сделаем так: вы оставите свой номер телефона, и он сам вам перезвонит, когда у него будет время.

Кэролайн не знала, что хуже: снова иметь дело с секретаршей или ждать звонка Уокера, однако тот может и не позвонить. Она догадывалась, что он сделает с ее сообщением: скатает бумажку в шарик и швырнет в ближайшую корзину для мусора.

Делать нечего, Кэролайн продиктовала свой номер телефона и повесила трубку. Потом снова стала набирать номер. На этот раз ей удалось дозвониться сразу.

Грэм Ховард был членом исполнительного комитета и, следовательно, входил в руководство фирмы. Если она намерена подавать протест, то нужно действовать через него. Грэм всегда относился к ней с симпатией, и этот раз тоже не стал исключением.

— Как вам отдыхается, Кэролайн? — спросил он.

— Хорошо, вернее, было хорошо, пока я не узнала про Лютера Хайнса. Я пыталась связаться с Уокером, но он не желает со мной разговаривать. Грэм, я возмущена поступком Уокера.

Грэм не стал притворяться, будто не знает, о чем речь, однако повернул разговор по-своему.

—Я понимаю ваше разочарование, Кэролайн, дело обещает быть интересным.

—Это дело должно быть моим! Лютер — мой клиент!

После небольшой паузы Грэм вежливо возразил:

— Думаю, это не совсем так. Лютера защищает Уокер, и Лютер дал свое согласие.

— А что, разве у него был выбор?

— Вот этого я не знаю, вам бы лучше спросить у Уокера.

— Я бы его спросила, если бы он согласился со мной поговорить. Но он не подходит к телефону. Он, конечно, знает, почему я звоню. Грэм, это нечестно.

—Ну что вы, Кэролайн, все честно. Уокер — опытный адвокат, он вполне способен наилучшим образом представить, интересы Лютера в суде.

—Я бы справилась с этой задачей не хуже его, и Лютер — мой клиент.

—Но вас же не было. Право, не понимаю, почему вы так расстроены.

Пытаясь сохранять выдержку, Кэролайн сжала свободную руку в кулак.

— Я расстроена потому, — произнесла она с расстановкой, — что я веду дела Лютера Хайнса уже три года. У нас выработались определенные взаимоотношения; все, чего я достигла с ним, далось мне нелегко, но пошло на пользу фирме. Я считаю, фирма должна была поручить это дело мне.

— Нет, не должна. Лютера будет защищать Уокер, и фирме это пойдет только на пользу. Право, Кэролайн, не заводитесь вы из-за ерунды.

— Я не завожусь, — возразила Кэролайн как можно спокойнее.

— Я же слышу, что заводитесь. Уокер не сделал ничего плохого, партнеры работают вместе.

— Если так, то почему он не позвонил мне прежде, чем взял дело Лютера себе? Почему он не счел нужным сообщить мне о столь серьезной перемене в жизни моего клиента? Разве ему не стоило хотя бы посоветоваться со мной по поводу того, как лучше защитить интересы Лютера?

— Уокер сам знает, как лучше, — заявил Грэм. — Он будет настаивать на временном помрачении рассудка. Кэролайн, напомню, что вы провели последнее дело в суде… мягко говоря, не очень удачно. В случае с Бареттой вы потерпели поражение. Пусть на этот раз Уокер попытает счастья; думаю, так будет лучше.

Кэролайн остолбенела. Прошла, наверное, целая минута, прежде чем к ней вернулась способность мыслить, и еще одна — прежде чем вернулся дар речи. И тут же ярость вскипела в ней так, что голос задрожал:

—Я хочу, чтобы вы знали: я воспринимаю ваши слова как прямое оскорбление.