Семен Малков - Последнее искушение. Эпилог

— Ты лучше сам бы заглянул к нам, Петро! Доставил бы радость! — горячо попросил Полторанин. — Мы все тебя здеся вспоминаем, а Клавушка — особенно! Ведь мы через тебя таперича богатеи.

— Это как понимать? — удивленно поднял брови Петр.

— А вот приедешь и своими глазами увидишь: как живем, и как изменился наш поселок Добрыниха! — с гордостью произнес Егор Анисимович и, словно вдруг вспомнив, добавил: — Да и дельце к тебе одно есть. Ты ведь геолог?

Это решило дело. «А что? И повидаться не грех, и «дельце» может оказаться стоящим: что-то внутри мне это подсказывает», — с внезапно проснувшейся надеждой подумал Петр и твердо пообещал:

— Хорошо, завтра ждите!

Воистину, надежда умирает последней!

В Добрынихе Петр не был более двух лет, и с тех пор маленький таежный поселок сильно изменился. В нем выросло много новых домов, в основном кирпичных и современной архитектуры, а в центре — даже двухэтажный супермаркет. Но главное, что поразило его — заасфальтировали главную улицу, и теперь по ней можно было ходить, не опасаясь утонуть в огромных лужах или в облаке пыли от проезжающих машин. Встретивший Петра еще на аэродроме Егор Анисимович остановил свой новый «уазик» возле супермаркета и, с гордостью указав на него, сообщил еще более потрясающую новость:

— А этот магазинище моей Клавке принадлежит. На кедрачах разбогатела — вот и построила. Весь поселок у нее отоваривается. Все есть — никуды нашим теперь ездить не надо.

У Петра от изумления отвисла челюсть, и Егор благодушно объяснил:

— Она у меня хозяйственная. То золотишко, что тогда ей досталось, сразу в дело пустила: собрала бригаду шишкарей. Кедровые орешки в большой цене — вот и скопила средствов, чтоб этот «супер» отгрохать. Нынче все наши бабы ей завидуют. Хотя… — он помрачнел, — не такая уж Клавка везучая…

— Ты это про гибель Севы? Расскажи, как это случилось, — отозвался Петр.

Было заметно, что Егор Анисимович колеблется, но когда отъехали, все же открыл ему правду:

— Невезучая потому, что жили они плохо с Севкой. Я так думаю, парень и пропал из-за этого.

— То есть как? — не понял его Петр. — Ты Клаву винишь в его смерти?

— Ну конечно, нет, — отрицательно мотнул головой Полторанин. — Но не люб он ей был — все у нас это знали.

Пригорюнившись, он было умолк, но все же счел нужным объяснить:

— Из-за этого Севка все время в тайге шастал, чтобы дома поменьше бывать. Охотился вроде. Во все рисковые дела ввязывался — будто ему жизнь не дорога. Вот и с топтыгиным схватился…

Егор Анисимович замолчал и, лишь когда подъезжали к дому, попросил:

— Увидишь Клавдю, об этом не расспрашивай! Ей и так тошно.

— А она все в доме Фомича живет? — спросил Петр.

— Нет, брательнику Ване отдала. Она себе новый отгрохала — прям, царские палаты — со всеми удобствами! — в голосе отца прозвучала добрая зависть к дочери. — А мы, как видишь, живем в старом. Этот пятистенок еще моим дедом срублен.

К подъехавшему «уазику» встречать дорогого гостя из сеней выскочили его сын Иван со своей женой и детьми. Петр по-русски с ними расцеловался, ласково обнял ребятню, и все заторопились в дом. Хозяйка и Клавдия встретили его у порога горницы — хлебом-солью и тоже троекратно облобызали. Клаву не сразу было и узнать: так похорошела и элегантно, совсем по-городскому выглядела, но одета в черное — видно, траур еще не кончился. Да и сказала, не глядя ему в глаза, всего несколько слов:

— Очень рада тебя видеть, Петя!

В горнице уже был по-сибирски щедро накрыт длинный стол, и хозяйка радушно произнесла:

— Добро пожаловать, Петр Михайлович! Будьте у нас как дома! Вот ваше место, — широким жестом указала она на почетный край стола под образами. — Умойтесь с дороги и сядем за стол. Славно отпразднуем ваш приезд!

Русский народ знаменит на весь мир своим хлебосольством, а сибиряки в этом превосходят даже своих собратьев. Чем только не потчевали Петра, чем не поили! Были здесь и знаменитый расстегай с рыбой, и жаркое из медвежатины в горшочках, и, само собой, такие пельмени, что язык проглотишь! Ну а медовый квас и бражка были так вкусны — сколько ни пьешь, все мало! Тостов было много, а хмельного еще больше, и развеселились, как всегда так, что сначала пустились в пляс, а потом еще долго пели хоровые алтайские песни. Лишь поздно вечером, после чая с яблочным пирогом, Егор Анисимович, отозвав гостя в сторонку, сказал:

— Пойдем, немного охолонимся перед сном! Заодно поговорим — здесь не дадут.

Петр послушно кивнул, они прошли в сени и, надев валенки, овчинные полушубки и теплые шапки-ушанки, вышли на улицу. Ночь была темной, но выглянувшая из-за туч луна освещала расчищенную от снега дорожку около дома. После душной избы дышалось легко, и Егор Анисимович благодушно произнес:

— А ведь хороша наша сибирская сторонка! Небось в столице лишь бензин вдыхаете? У нас же в горах — сплошной озон!

И только когда прошли метров двадцать, он, наконец, сказал о том, ради чего затеял эту прогулку:

— Так вот, Петро, хочу предложить тебе снова прогуляться в тайгу. За неделю до своей последней охоты Севка в одном из распадков нашел диковинные камушки. Он хотел показать их геологам, но не успел.

Полторанин немного помолчал и добавил:

— Похоже, это — руда и очень ценная!

— Почему ты так решил, Анисимович? — усомнился Петр.

— Я-то мало понимаю, но летось по тем местам большая экспедиция шастала, и прошел слух: ищут, мол, какие-то редкие металлы. Кто-то болтал — будто даже уран. Вот ты и разберись!

Петр зябко поежился — сибирский мороз доставал даже сквозь тулуп.

— Хорошо, Анисимыч, давай завтра и посмотрим! — предложил он, поднимая воротник. — А сейчас пойдем спать. Утро вечера мудреней.

Когда наутро Петр проснулся в отгороженном закутке за большой русской печкой, уже совсем рассвело. В избе было жарко натоплено. Вчерашний хмель давал себя знать, и в голове у него немного шумело. Он встал, размялся, и не успел еще одеться, как в дверь заглянул Егор Анисимович.

— Ну как, выспался? — приветливо спросил гостя. — Пойдем, поснедаем! Мне скоро на работу идти.

Петр быстро закончил одеваться, умылся на кухне и прошел в горницу, где за столом с остатками вчерашнего пиршества уже хлопотала хозяйка.

— Как чувствуете себя, Петр Михайлович? Небось головка бо-бо? — с улыбкой встретила она его и заботливо предложила: — Может, рассольчику принести?

— Спасибо, я уже в порядке — хоть начинай по новой, — шутливо ответил Петр, садясь рядом с хозяином. — Хотя мешать водку с бражкой все же не стоило.