Ульяна Соболева - Черные Вороны. Реквием

"Что ты знаешь о ней? Ничего. Только то, что она хотела тебе показать. Способна ли Инга на такую подлость? Способна. Без сомнения. И возможно даже не считает себя виноватой".

Артур знал, в чем его обвиняют, адвокат не скрывал, что при самом лучшем раскладе Чернышева ждет, как минимум пять лет лишения свободы. Если попадет под амнистию или подаст апелляцию, то выйдет через три. В прошлый раз Рахманенко удалось скрыть то, что пострадавший и подозреваемый встречались и повздорили за день до гибели первого. Они не просто повздорили — Мишка присвоил себе больше половины выручки. Он проиграл почти всю долю Артура в казино первый раз и снова влез в долги. Чернышев заехал напарнику по физиономии. Хорошо заехал, возможно, даже нос сломал. На суде эти подробности не всплыли, и вдова пострадавшего дала ложные показания. Сейчас она утверждала, что ей угрожали. Что ж в это Артур мог поверить — у Рахманенко свои способы убеждать.

Лязгнули замки на железных дверях, Артур поднял голову.

— Чернышев, на выход — к тебе посетитель.

Артур сложил руки за спиной и последовал за конвоиром.

— Кто?

— Не велено. Руки за спину и пошел впереди.

Артура завели в комнату, разделенную на две части прозрачными перегородками. Посередине ходил охранник. Когда Артур посмотрел на свою посетительницу, к горлу подступила тошнота. Алена. Кто еще мог добиться свидания так быстро? Только она и деньги ее папочки. Артур усмехнулся и посмотрел на охранника.

— Уводи. Свидания не будет.

Увидел, как жена бросилась к стеклу, схватила трубку, она что-то кричала.

— Чернышев, следующие свидание сможешь получить только после суда или утверждения приговора. А там дальше, если не успеешь — пойдешь по этапу и в "карантин". Так что ты подумай, прежде чем свиданиями разбрасываться.

— По фиг. Уводи, я сказал. К этой меня не зови больше.

Повернулся спиной, сложил руки за спину и пошел к выходу.

— Дурак, Чернышев. Жена все-таки. Тут многие мечтают о свиданиях и никто не приходит, а она два часа прождала, передачу передала.

— Она мне не жена, а передачу пусть засунет себе в задницу.

Передачу он все-таки получил. Алена вложила туда фрукты, шоколад, сигареты и письмо. Артур отдал все конвоирам, все кроме сигарет и письма. Долго смотрел на лист бумаги, выглядывающий из вскрытого конверта. Достал. Развернул.

"Артур, любимый. Это не я и не отец. Мы ничего не знали. Это Инга и папик ее. Это все они. У Новицкого связи везде есть. Папа все узнал. Они с Ингой после того, как тебя арестовали, уехали в Австрию. Она тебя кинула. Артур, любимый, я сделаю все, чтобы вытащить тебя оттуда. Я буду ждать, я буду приезжать на свидания. Только прости меня. Я не могу без тебя. Я с ума схожу. Я заставлю папу вызволить тебя. Он все сделает, он…"

Артур разорвал письмо на мелкие кусочки. Закурил. Значит все-таки Инга. Можно было не сомневаться. Он просто дурак, который клюнул на приманку и попал в ловушку. Она притворялась, притворялась лишь за тем, чтобы он потерял бдительность. Артур захохотал. Истерически, громко, до слез. Круто его провели. Ирония — он попал в тюрьму именно по тому делу, из-за которого бросил ее когда-то. Идеальный план мести — наказать его тем чего он пытался избежать. Завершила начатое — и отправилась со своим любовником отмечать победу. Там и свадьба не за горами. Артур лег на койку. Чертов Собко. А вот его точно нанял Рахманенко. Да пошли они все. Если суждено отсидеть — он отсидит. Сколько ему светит без адвоката? Десятка? Пятнашка "строгача"*4?

Артур забарабанил в дверь.

— Дай бумагу и карандаш.

— Нахрена тебе?

— От адвоката хочу отказаться.

— Вот придет к тебе и откажешься. Я тебе не бюро добрых услуг. Угомонись.

Герман привез меня в шикарный особняк в Вене. Судя по всему, дом он купил недавно. С тех пор как он вернул меня обратно, прошло два месяца. Два кошмарных, нескончаемых месяца. Он изолировал меня от внешнего мира насколько смог. Наш телефон прослушивался, с моего сотового я могла позвонить начальнику охраны и самому Герману. Повсюду меня сопровождал телохранитель. Сторожевой пес Гоша. Эдакий двухметровый верзила, который всегда и на все мои вопросы отвечал односложными ответами. Он следовал за мной повсюду от супермаркета до парикмахерской. Он незримой тенью присутствовал в доме, и я бы не удивилась, обнаружив его за дверью туалета. Впрочем, весь дом был оборудован как крепость с многочисленными камерами наблюдения. Новицкий больше не поднимал на меня руку и не повышал голос. Я знала, что он ждет, когда я перебешусь и приду к нему сама, так бывало и раньше. Он приезжал раз в неделю, привозил очередной безумно дорогой и совершенно мне не нужный подарок. Ужинал со мной, возил в кабак или клуб, а потом уезжал и снова на неделю. Слава богу, не настаивал на сексе, иначе у меня бы съехала крыша. Каждый раз, когда я спрашивала о суде, он болезненно морщился и отвечал что на это уйдет время. Что он обязательно поставит меня в известность. Я нарочно давала ему понять, что нахожусь с ним рядом только из-за его проклятого ультиматума, а он упорно делал вид, что ему наплевать на мои чувства и мое мнение. Чем больше я упрямилась, тем непреклонней становился он. Меня бесило его холодное спокойствие. Он обращался со мной как с вышедшим из — под контроля подростком — ласково, но строго. Пока я не поняла, что нахожусь в тюрьме. Просто красиво обставленной, шикарной тюрьме. Герман отрезал меня от внешнего мира. Он оградил меня от общения насколько мог. Наказывая за непокорность. Иногда мне казалось, что скоро я не выдержу и сломаюсь. Меня преследовали мучительные головные боли. Я и раньше страдала мигренями, а сейчас постоянно находясь в нервном стрессе, я с ума сходила от приступов до рвоты, до тошноты. Я думала об Артуре каждую секунду. Я медленно сходила с ума, зная, что он там один, что он наверняка думает, что это моих рук дело. Благодаря Герману я узнала о Чернышеве больше чем когда-либо. Мой любовник, в надежде вызвать во мне презрение и отвращение к Артуру дал почитать его дело. Все то, чего я не знала раньше, неприкрытая правда о том, какой на самом деле Чернышев. Как отсидел за кражу, как проворачивал грязные делишки с Рахманенко, как изменял Алене. Только Герман просчитался — чем больше я узнавала о жизни Артура, тем больше сходила по нему с ума, тем сильнее убеждалась в том, что под маской циника скрывается одиночество и боль. Я уже не могла его ненавидеть. Если мое безрадостное детство все же скрасил Иван Владимирович и заботился обо мне, то Чернышев хлебнул горя сполна. Я представляла себе голодного подростка, вынужденного воровать, чтобы выжить и мое сердце сжималось от жалости. Если бы не мой опекун, в кого бы превратилась я? После месяца на улице? Наверное, ожесточилась бы похлеще Артура. Он выбрался из грязи сам. Когда мы встретились восемь лет назад, я даже не могла предположить, что Чернышев когда-то сидел.