Кэтрин Стоун - Ложе из роз

– В начале своего свидетельства вы, кажется, сочувствовали миссис Тесье. Теперь, похоже, вы ей уже не очень сочувствуете.

– Я была в смятении, поскольку речь шла о моей подруге, которую, как мне казалось, я хорошо знала. Но здесь я вижу совсем другую женщину, громоздящую одну чудовищную ложь на другую.

– Благодарю вас, мисс Хэвиленд, у меня больше нет вопросов.

Судья Барнс вопросительно подняла бровь, обратив взгляд к столу прокурора:

– Миссис Мейсон? Вы сегодня на удивление молчаливы.

– Я ошеломлена, ваша честь. Это тщательно подготовленное выступление стало для меня неожиданностью. Мистер Ллойд и миссис Хэвиленд, по-видимому, репетировали не один раз. Из этого следует, что защитник уже давно знал представленную нам сегодня версию, но почему-то он ни разу не упомянул о ней.

Люциан Ллойд изобразил крайнее удивление. Неужели кто-то мог заподозрить его в мелком жульничестве?

– Ваша честь, миссис Хэвиленд, право же, было очень трудно уговорить выступить в качестве свидетеля.

Мэлори уже собиралась ответить, но судья Барнс опередила ее:

– Я хочу знать, собираетесь ли вы, миссис Мейсон, подвергнуть миссис Хэвиленд перекрестному допросу?

– Могу я попросить минуту на раздумье, ваша честь?

– Конечно.

Пока Мэлори Мейсон совещалась со своими помощниками за прокурорским столом, юристы-аналитики по всей стране гадали о том, что будет дальше. Возможно, прокурор снимет свои обвинения – по крайней мере на настоящий момент, – с тем чтобы на более поздней стадии процесса предъявить их снова.

Так оно и произошло. Когда Мэлори Мейсон заговорила, для большинства зрителей, прильнувших к телевизорам у себя дома, ее заявление прозвучало банально и вызвало разочарование.

– Ваша честь, – сказала Мэлори, – в настоящий момент народ штата снимает свои обвинения. Мы предъявим их позже.

Глава 22

Сан-Франциско Четверг, двадцать девятое ноября

– Чертовски скверная история.

Ухмылка детектива Ларри Биллингса не соответствовала его словам. Он был доволен, более того, приятно возбужден, поскольку ему первому удалось поделиться своими новостями с Хоуп. Детектив Биллингс всегда был в курсе последних новостей.

– Чертовски скверно, – повторил он.

– Не знаю, о чем вы говорите. – Хоуп старалась сдержать бешеное биение сердца.

– Зато я знаю. А вам хотелось бы узнать? Уверен, что да. Давайте-ка посмотрим, что произошло в мире, пока вы тут уничтожали порядочного, законопослушного копа. Просто в это время мистер Люциан Ллойд сделал отбивную котлету из вашей родственницы. Нам следовало бы нанять мистера Ллойда для Крейга. – Детектив Биллингс посмотрел мимо Хоуп на Джона Мадрида. – Мы и наймем, когда подадим апелляцию по поводу этого нелепого и ни на чем не основанного обвинения. Конечно, этот Люциан дорого берет. Не важно. Теперь, когда весь мир увидел, какую ложь сплела ваша свидетельница, пожертвования в пользу Крейга посыплются как из рога изобилия.

– Я уверена, что Кассандру не в чем разоблачать.

Детектив не спешил согласиться с таким мнением. Невзирая на то что этой малахольной актрисе с трудом удалось выкарабкаться, да и теперь она была еще не вполне здорова, он явно не сочувствовал ей.

– Кстати, Хоуп, вам следует расширить ваш словарь и начать со слова «рожавшая». Вашей Кассандре это уже не пригодится – она разбита в пух и прах, но может помочь следующей жертве, которую вы решите бросить в крестовый поход на мужчин.

Значит, у Кэсс был ребенок. Ребенок Чейза.

Похоже, Биллингс читал ее мысли.

– Да, неизвестно куда исчезнувший ребенок – предположительно Тесье. Так-то.

Хоуп вскинула голову; золотистые пряди своевольно раскинулись по ее плечам.

– Искренне признательна вам, детектив Биллингс, за поддержку.

Но полные сарказма слова принадлежали отнюдь не Хоуп, которая только в этот момент заметила неслышно вошедшую в комнату для свидетелей обвинения Мерил Этвуд. Окружной прокурор, безусловно, была не в лучшем расположении духа.

– Мисс Тесье, если не возражаете, мне надо посовещаться с вами до того, как закончится перерыв.

– Конечно, Мерил, нам надо поговорить.

Детектив отправился к Джону Мадриду, а Хоуп и Мерил заняли свободную комнату с другой стороны холла.

Как только дверь за ними закрылась, Хоуп повернулась к Мерил:

– Неужели все действительно так ужасно?

– Да. Эта Мэлори проиграла дело. Мэлори, которая, черт бы ее побрал, до сих пор не удосужилась позвонить. Других это, похоже, трогает больше – мне позвонили многие, в том числе Николас Вулф.

У Хоуп закружилась голова, когда до ее сознания дошло, что звонил Ник. А почему бы и нет? Если они не могли танцевать вместе, это вовсе не значило, что Ник не должен сказать несколько слов утешения другу в такой скверной ситуации, в которой все они оказались.

– Не знаю, как я переживу сегодняшний перекрестный допрос. – Мерил поежилась. – Не потому, что ты не сможешь его вести, а потому, что тебе, возможно, захочется позвонить брату или Кассандре.

– Кэсс и Чейзу надо поговорить друг с другом, а не беседовать со мной, – ответила Хоуп хладнокровно. – Кроме того, Мерил, ты не сможешь вести перекрестный допрос Джона Мадрида.

– Его сын – насильник.

– Но Джон-то не насильник. Он хороший человек и в течение долгих лет был твоим другом. Со мной все в порядке, Мерил, не волнуйся.

И будь уверена, я все сделаю как надо.

Ребенок.

Это короткое и емкое слово вонзилось в сознание Чейза как нож; сердце его мучительно сжалось.

Теперь, когда слушание закончилось, небо над Лос-Анджелесом стало солнечным и ярким, будто некто свыше одобрял все, что произошло сегодня днем. Пальмы покачивались на ароматном ноябрьском ветерке, бегуны бежали трусцой, и белоснежные лебеди скользили по ярко-синей воде пруда, а певчие птицы щебетали в ветвях эвкалиптов у них над головой.

Только когда Чейз и Кассандра добрались до отеля «Бель-Эйр» и вошли в тишину своего уютного жилища, они поняли, что остались одни в полном цветов бунгало с двумя спальнями.

И что теперь?

В ответ на его молчаливый вопрос Кассандра попыталась стянуть с пальца тонкий обруч кольца из белого золота, украшенный розочками, – символ вечной любви.

– Оставь, – сказал Чейз, нарушая повисшее между ними молчание. – Я хочу, чтобы оно было у тебя на руке, Кассандра, когда ты станешь рассказывать мне правду о моем ребенке. Правду, Кассандра. Я хочу знать ее.

И Кассандра заговорила, обращаясь к шрамам на своем пальце, все еще не зажившем и не дававшем ей снять кольцо.